— Отчего это мы живем так беспечно, что лишь развлекаемся да веселимся? — спросила она своих наперсниц.
— О госпожа, — отвечали те, — люди стремятся к счастью, без устали пекутся о своем благоденствии и радостях в жизни, такова уж их природа. А пока не соединились с любимыми, резвятся они бездумно — поют, танцуют, веселятся.
— К какому же счастью стремятся люди? — не поняла царевна.
Решив от нее ничего не скрывать, девушки сказали:
— Люди ищут счастья в любви, жизнь их полна наслаждения, если находят себе достойную пару — мужа или жену; а коли это не удается, томятся от неразделенной страсти.
И поведали они своей юной госпоже обо всем, что обычно говорится между женщинами.
— Сколь это все отвратительно! — воскликнула Тиласанда, выслушав их речи. — Лишь не зная стыда, можешь поддаться низменной страсти! Тут уж нет места благим побуждениям!
— Если нет страсти, то нет и чувства; если нет чувства, то не произойдет и соития, а без соития не будет и потомства — ни детей, ни внуков! А страх и отвращение бывают только вначале, они скоро проходят. Жизнь благословенна лишь подле милого супруга. Когда же нет супружеских радостей, то нет и счастья материнства — а так ведь и роду человеческому недолго прерваться!
— Выходит, если избегать этой пагубы, то и до старости доживешь, не обретя ни дочери, ни сына? — спросила тут юная Тиласанда.
— Вы правы, о госпожа, ведь радости семейной жизни уготованы лишь двоим — мужу и жене. Но если им не суждено соединиться, все будет тщетным, жизнь пройдет без пользы и не появятся на свет ни дети, ни внуки, ни правнуки. Бездетная женщина достойна сожаления, ее поносят, считая порченой.
— Все это низко и греховно! Должно поступать иначе — искренне чтить три драгоценные святыни, неукоснительно исполнять свой долг веры, и тогда, оставаясь среди смертных, достигнешь высшей цели — обретешь потомство беспорочно. Это будет небесная милость — ты вкусишь от неземной благодати и возвысишься над людьми. Самое главное в жизни — это обряды, святая вера и благие деяния. Кто несдержан в своих чувствах и желаниях, тот достоин всеобщего поношения. Пусть уж не буду я принята людьми, пусть стану отщепенкой, но не в силах побороть стыда и отдаться пагубной страсти. Главное для меня — долг веры!
Так решила и так сказала царевна Тиласанда. И вот начиная с того дня стала она проводить все время в молитвах, исполняла обряды, размышляла и постилась, день ото дня укрепляясь в своем рвении.
Не имея наследника престола — ни родного сына, ни младшего брата, государь-отец Махаразейнда в должное время стал советоваться с царицей Атуладеви.
— Род наш доселе не приходил в упадок, наследование царской власти не прерывалось. Когда почил мой батюшка, то ко мне, как сыну его, перешел престол, и я стал править Ямманией. А вот уж ныне не ведаю, как быть: ни младшего брата у нас нет, ни сына нам небо не послало. После меня некому будет царствовать, наш род и династия неминуемо погибнут! Чтобы этого не случилось, надобно для дочери нашей, благородной царевны Тиласанды, присмотреть жениха среди достойных и высокородных юношей страны. Когда же с ним Тиласанда сочетается узами брака, то супруг ее станет законным наследником престола в Яммании.
Так предложил государь Махаразейнда, и, обсудив это между собою, царь с царицей направились в покои Тиласанды. Там они подробно обо всем поведали своей дочери, ведя беседу ласково и мягко, не прибегая к родительским настояниям. Выслушав отца с матерью, царевна припомнила все то, что говорили ей придворные девушки, и сильно застыдилась:
— Об этом даже страшно и помыслить! — Сказав так, Тиласанда продолжала свои молитвы, памятуя лишь о чистоте души и тела.
— Но ведь должно поддержать огонь в горящем светильнике! — промолвили царь с царицей, подразумевая государеву власть.
— С почтением склоняюсь перед вашим величеством и готова во имя высшего долга расстаться с жизнью! — отвечала царевна отцу. — Но совершить этот грех я не в силах: стыдясь и ужасаясь, вся дрожу при мысли о столь низком поступке. Я не осмелюсь лгать вашему величеству, обманывать государя, не говоря ни «да», ни «нет». Душа моя противится такому принуждению! Поэтому молю меня простить!
На это уж ни царь, ни царица ничего возразить не посмели. Огорченные словами Тиласанды, оба помрачнели и впали в уныние. Но потом Махаразейнда вдруг рассмеялся и обратился к свите:
— Надобно помочь царевне понять и полюбить радость жизни! — И с этими словами царь с царицей прошествовали в свой дворец.
Придворные девушки — подруги и служанки Тиласанды — пытались отвлечь царевну от ее серьезных размышлений и молитв; они услаждали слух благородной госпожи пением и игрой на лютне; для юной повелительницы сочинялись стихи, читались вслух яду и яганы[24]; сладкоголосые красавицы старались убаюкать Тиласанду нежными колыбельными песнями; чтобы развлечь ее, приглашались лучшие танцовщицы и музыканты, — но ни музыка, ни танцы, ни песни не могли развеселить юную подвижницу. Сосредоточенная и отрешенная, не замечая праздной суеты, неуклонно следовала она по пути арья[25]. Тогда старшая няня царевны Гамбитара попробовала действовать по-иному: она поведала Тиласанде о том, что ожидает ее в будущем.
— Сейчас моя юная госпожа благородна, молода и прекрасна собою, чиста душою и преисполнена мудрости, ни с чем греховным или порочным не соприкоснулась. Однако пребывает в заблуждении, ибо препятствует исполнению воли батюшки и матушки. Радея о продолжении царского рода и наследовании престола, они обратились к царевне с милостивой просьбою. Достойная дочь не посмеет нарушить волю родительскую. Дерзкую ослушницу ждет кара не только в настоящем, но и в грядущем: злая судьба превратит ее в низкую тварь, в грубое животное. Есть на этот счет и притча...
— О каком животном говорит няня? — спросила ее Тиласанда.
— А вот послушайте-ка, госпожа, — молвила няня Гамбитара и начала свой рассказ.
«В прежние времена жили в счастливом супружестве царь Язапавара и царица Ватандамахети, правившие страною Зеянагара. В должный срок родилась у них дочь по имени Эйкатари. С самого раннего возраста поместили юную царевну в особый дворец и окружили надежною свитой, так что никаких речей или слухов о мужчинах не долетало до ушей Эйкатари, ибо берегли ее пуще зеницы ока. А надо вам сказать, что у царя Язапавары не было ни младшего брата, ни сына, которые могли бы наследовать престол в Зеянагаре. И вот в народе стали поговаривать: «Не будет царя, вспыхнут междоусобицы, разразится война, начнут воевать за царство, за дворец и зонт. Народ обнищает, страна придет в упадок. Пусть наш государь теперь же назначает наследника!»
Так потребовали жители страны Зеянагара. Царь Язапавара попытался было обручить свою дочь-царевну с Туманой, сыном министра Тенинга, чтобы в будущем сделать зятя наследником. Да не тут-то было: Эйкатари сильно испугалась, в страхе повторяла, что не питает чувства к Тумане, а после отказалась наотрез стать его женой.
Царь не стал пенять дочери, лишь повелел Тумане: «Проберись-ка во дворец к царевне и обольсти ее!»
И вот поздней ночью прокрался Тумана в покои Эйкатари и встретился с юной царевной на ложе сна.
«Кто здесь?» — спросила Эйкатари пришельца. — «Сын министра Тумана, — отвечал тот, — ваш батюшка приказал мне обольстить госпожу, вот я и явился!»
«Видно, любит мой отец этого Туману больше, чем собственную дочь, а будущий наследник ему нужнее и дороже моей девичьей чести! — в отчаянии решила царевна. — Выходит, мне осталось только одно!»
Не ведая, куда деваться от стыда и горя, Эйкатари вкусила яд и умерла. А после столь недоброй кончины возродилась вновь, теперь уже в образе мерзкого ящера, чешуйчатого поедателя муравьев. Памятуя о своем происхождении, этот уродливый зверь не смеет показаться на глаза и вечно прячется в зарослях».
— Вот что случилось с царевной Эйкатари: едва умерев, она уже подверглась осуждению, ибо пошла против воли родителей, а в новой жизни сделалась низкой лесной тварью. Потому-то мы все и боимся до смерти, как бы юная госпожа не совершила про-мах: ведь если вашему батюшке, подобно отцу Эйкатари, придет на ум послать кого-нибудь, чтобы обольстить вас, то неразумным поведением вы можете навлечь на себя тяжкую кару!
24
25