И вот, не смея оставаться в бездействии подле нашей госпожи, мы все опять засуетились в тщетной надежде разыскать злополучную бабочку; а юная повелительница вновь повторяла свою волю, требуя от нас невозможного. Но тут раздался голос Йоханамейтты: «Как поведал мне когда-то мой батюшка Девадита, в сладких и туманных грезах можно увидеть то, что будет после наяву — ведь сон и явь сплетаются неразрывно: некогда, в иной жизни, влюбленные, не знавшие разлуки, теперь стремятся друг к другу. Прославленный царевич из Дворца Слоновой Кости движим неслабеющей любовью и жаждет встречи со своей суженой. Пусть вы пока в отдалении, но чувства ваши постоянны и прочны, судьбы ваши связаны уже давно, а прежняя любовь — залог будущей. И вот как знак напоминания о минувшем и грядущем царевич к вашему высочеству послал гонца любви. Теперь же этот мотылек пустился в обратный путь к чертогам из слоновой кости — зачем же преграждать ему дорогу? Пусть мотылек спокойно воротится к тому, кто его сюда отправил!»
Так хитроумно и умело объяснила все догадливая Йоханамейтта.
«О милостивая госпожа, — сказала тогда Ятимоутта, — раз уж прилетела сюда эта бабочка, значит, царевич Эйндакоумма принял твердое решение явиться к вашей особе. Няня Ганатири здесь так суетилась, исполняя ваше повеление, что подняла невообразимый шум; вот почему я никак не могла доложить вашему высочеству о близящемся событии».
«Царевич Эйндакоумма боготворит вашу милость, — подтвердила Гандамала, — и горит желанием хоть раз взглянуть на вас. Ни днем ни ночью не ведает он покоя, старается как можно больше о вас услышать и узнать — и потому уж, верно, возвращению этой бабочки будет рад безмерно! Да, может, лучше мне теперь самой отправиться к благородному государю и пригласить его? Тогда уже не только мотылек, а наш царевич собственной персоной пожалует в Рубиновые чертоги, можете не сомневаться! А ваши подданные пусть как должно украсят все покой дворца. Исполнить поручение я готова, велите, госпожа!»
При этих неожиданных словах придворной феи Гандамалы все остальные девушки царевны, все няни, кормилицы, служанки оживились и захлопотали — начали судить да рядить, строить догадки, шушукаться, обмениваться намеками.
«Опомнитесь, что за вздор вы затеяли, что за детские шалости? Это все так унизительно.... Если вы скажете еще хоть слово — я расплачусь!» — Голос царевны был тихим и утомленным, горькая укоризна звучала в ее жалобе. Чуть повернув нежную шейку и склонив прелестную головку, она щебетала, как усталая райская птичка. Расшалившиеся девушки и сама Гандамала тотчас прикусили языки, замахали друг на друга руками, в испуге не зная, что предпринять. А благородный лик нашей повелительницы был нежен и прекрасен, точно розоватая жемчужина; но с дивной глади юной щеки блестящими бусинками стекали ароматные капли пота, словно струйки благовонного нектара. Видя, что на яркое светило спустились тени, все мы замолчали и притихли. Чтобы не смущать покой царевны, мы больше уж не смели весело болтать....
А ведь прежде бывало, и не раз, лишь наступят сумерки — в покоях госпожи зазвучит музыка, придворные танцовщицы игрою тонких рук надолго завладеют вниманием царевны; под звуки дудок, цимбал, нежной лютни, разных барабанов и барабанчиков, тарелок, веселого патталы[77] польются песни, протяжные и сладостные для царского уха, а после нежной колыбельной царевну станут убаюкивать. Тут уж время к вечеру, пробьют первую стражу[78], и наша повелительница начинает готовиться ко сну — чуть приподнявшись на царственном ложе, прощается со свитой на ночь. Мы все гурьбой, довольные и веселые, почтительно склоняемся до земли в знак обожания и преданности, а сами между тем толкаемся и спорим, стараясь протиснуться вперед, поближе к царственной особе. Тут без смеха и веселых шуток не обходится, однако все мы знаем меру, помним о придворном этикете и вольностей себе не позволяем; хотя в иное время нашей резвости, забавным перепалкам, хохоту и шуму не видно конца. Вот хотя бы взять тот раз, когда достойнейшая Ятимоутта возвратилась из Дворца Слоновой Кости, — помните, она носила ароматные цветы волшебной мьиззутаки вашему господину Эйндакоумме после того, как юная царевна исцелилась от солнечного удара с помощью снадобья из редкого сандала?! Уж тогда мы себе дали волю: лишь только Ятимоутта доложила царевне обо всем, наговорив с три короба, как начались догадки разные, предположения, споры. Забыв про стыд, шутили и смеялись, так что наша госпожа даже притворилась, будто сердится, и не пожелала слушать наших шуток! Запомните же, господин мой, что шум и многолюдье смущают юную царевну, в присутствии чужих она и слова не промолвит... Всему ведь свое время и место, не стоит забывать, о благородный господин Пинняхата! Сколь пагубно доставить огорчение нашей юной повелительнице! Надобно как следует и не однажды все продумать, прежде чем действовать... И то сказать, на белом свете нет жемчужины дороже и ценнее! К тому же она еще совсем дитя: беспечна, неопытна, наивна, не в силах пока расстаться с детскими причудами, капризами, с игрою и забавой — и в мыслях и в делах своих еще ребенок! Ей надо все прощать и многого не требовать! Ну, а уж если намерения ваши серьезны, речи и действия почтительны, то при благоприятной возможности мы тоже не останемся безучастными. Теперь же я позволю вам напомнить, что пора расстаться. Выполняя божественную волю вашего властелина, мы без промедления доложим нашей госпоже, и, как только будет на то ее соизволение, ваш государь направит золотые стопы к Рубиновым чертогам на Горе Ароматов; а после, к обоюдной радости, они соединятся в любви и счастье. Нам всем такая будущность желанна и приятна. Однако нынче еще не время, счастливый час пока не пробил — заветное свидание еще не близко, надобно, терпения набравшись, ждать и ждать... Так, нам кажется, думает и сама царевна. А по прошествии отмеренного срока любовь и верность укрепятся, тогда мы все склонимся к царственным стопам владыки Эйндакоуммы, на всю оставшуюся жизнь с надеждой обретем приют в тени его великой славы...
Так завершила Падуматейнги под одобрение Ятимоутты и всей свиты речь свою к достойному Пинняхате.
На это Пинняхата счел своим долгом дать ответ.
— О драгоценные мои феи! Намерения ваши серьезны, а поведение достойно, как и подобает небесным девам высокого рода, царским дочерям. Предвидя грядущее, вы рассуждаете мудро; внемлющий вашим словам получит урок здравомыслия и благонравия. Но разве не памятна вам истина: долг исполняя высокий, пользу получишь двойную? Ведь если желаешь добра другому, то и себе невольно сделаешь добро. Эта истина проверена в веках. Когда чувства верны и любовь постоянна, а в душе нет сомнений, то медлить нельзя! Если все вы так твердо решите, сердце и разум помогут вам в ваших деяниях. Всякий, кто стремится к заветной цели, кто без устали старается исполнить свой долг, пусть действует благородно, помня одно: дело ближнего — это твое дело! Истинный, преданный друг — и сейчас, и прежде, и после — друг и в печали, и в радости... Худо, если в глаза он льстит, а за спиною мстит — как говорится: на языке мед, а под языком лед...
Все вы, любезные мои собеседницы, полны благого рвения исполнить долг, отдав делу и мысль, и чувство, и силы, дабы свершилось задуманное. Вот и хочу, чтобы вы в ваших стараниях последовали бы примеру древнего царя черепах Сейттасулы — так же беззаветно служили добру, за что и были бы по заслугам возвышены. Об этом есть достойная внимания притча. Хоть вам она давно известна, даже, может быть, и надоела, все же позволю ее напомнить. Послушайте же меня, о благородные девы!
В давние времена правил в стране Мандабоумми царь Туриясанда, живший в любви и согласии с супругою своей, царицей Зарунандой, не ведая о разлуке. Но вот однажды наскучило им безвыездно сидеть в царских покоях золотого дворца, и решили они поразвлечься: под охраной воинов, в окружении свиты, пышной и многолюдной, с придворными и министрами отплыли они на большом судне к острову в бухте Велурия, у подножия горы Хмойоун. Путешествие по морю было приятным и сулило всем много радостей и удовольствий. Но лишь только царская ладья вышла в открытое море, погода начала портиться: подул сильный ветер, согнал тяжелые тучи, небо почернело, все вдруг потонуло в темной мгле, налетел ураган, один за другим стали взметаться к небу морские валы высотою с целую гору. Судно, на котором были царь Туриясанда с царицею Зарунандой, ее служанками, со всеми воинами и свитой, затрещало и распалось. В бухтах или устьях рек укрыться уже было невозможно; в страшном отчаянии все кричали и плакали, царственные супруги безуспешно призывали друг друга, спасения не было, надвигалась неминуемая беда. Поняв, что всем грозит гибель, государь обратился к небу и произнес заклинание: «Пусть морские волны не посмеют разорвать цепь нашей будущей жизни, пусть с моей милой супругой мы будем всегда неразлучны, пусть любимая государыня вечно хранит мне верность!»
77
78