— О ваше высочество, — воскликнула тут Падуматейнги, — благородный царевич, о котором вы изволили упомянуть, ищет встречи с вами, а ведь в будущем ему суждено сделаться властителем острова Забу с окрестностями, а может быть, даже и всех стран на четырех великих островах... Коль скоро юные супруги соединятся в любви и счастье, нам, вашим подданным, иной радости в жизни и не надо. Все мы только и ждем милостивого согласия вашего высочества, одна лишь благосклонная улыбка — и будем удовлетворены: ведь если господин не знает огорчений, то счастлив и слуга! Лишь к этому мы все стремимся, лишь об одном все наши помыслы... Сколь счастливы и благодарны небу были бы ваши верные рабыни, если бы две судьбы оказались связанными навеки, если бы взаимная любовь, могущество и власть соединили прочными узами две благородные жизни! Однако речи наши не убеждают, а доказательствам нет веры. Ну, как тут не прийти в уныние? Невольно на ум приходит притча, в которой рассказывается о подобном происшествии. Наша доля так же незавидна, как и судьба лягушки из этого старинного рассказа. Будьте же снисходительны, ваше высочество, и соблаговолите выслушать историю.
В давние времена в ручье Тандака, населенном золотистыми рыбками из породы змееголовых, жили в счастливом супружестве царь рыб Тейнганейккхама и царица Наликая. И вот однажды, когда долго лили сильные дожди и вода в ручье поднялась, так что не было уже ни мелей, ни порогов на всем пути от истока до устья, обрадованная царица Наликая, наслаждаясь полноводьем, заплыла случайно в незнакомый ручей, а оттуда в пруд, известный под названием Гиссхая. Не ведая о времени, беспечная Наликая весело резвилась на новом месте. Между тем пора дождей миновала, наступила жаркая засуха, от палящего зноя появились широкие мели, обнажилось песчаное дно. Возвратиться в свой родной ручей Тандака рыбка Наликая уже не могла, так и пришлось ей остаться в пруду Гиссхая.
А тем временем царь Тейнганейккхама все разыскивал пропавшую супругу — плавал по течению и вверх и вниз, но ни в воде, ни в иле не мог ее найти и оттого печалился и тосковал.
Несчастная же Наликая все безуспешно пыталась выбраться из мелеющего пруда Гиссхая: переползая по песку из лужи в лужу, она вконец изнемогла и выбилась из сил. В отчаянии, не зная, что и предпринять, лежала обессиленная Наликая на песке, положив голову на край берега, когда заметила ее лягушка по имени Мандука, случайно прыгнувшая в пруд Гиссхая.
«Зачем ты высунула голову на берег? — спросила она у Наликаи. — Верно, забыла, что можешь очутиться в клюве у цапли или ворона?»
Тут незадачливая золотая рыбка поведала лягушке о своей печальной участи.
«Дорогая Мандука, не сможешь ли добраться до ручья Тандака и рассказать царю Тейнганейккхаме о том, что здесь со мной случилось?»
Лягушка сжалилась над золотою рыбкой и отправилась в ручей Тандака. Разыскав царя, она передала ему все, что наказала ей злосчастная Наликая.
«Ах, милая Мандука, — воскликнул тут царь рыб Тейнганейккхама, — природа даровала тебе и твоему племени громкий и призывный голос; стоит вам собраться и хором завести свою песню, как дождевые наты, заслышав просьбу о дожде, сразу начинают веселый праздник — скачут, прыгают и пляшут за облаками, а с неба сыплются прохладные брызги, стучат тяжелые капли, льются дождевые струи... Так ведь бывает каждый год. Дорогая Мандука, сжалься над нами, начни свою призывную песню, пусть прольется дождь на землю!»
Искренне и слезно просил лягушку царь рыб — безысходная тоска по возлюбленной супруге была в словах Тейнганейккхамы. Жаль стало Мандуке несчастных рыб, не посмела она отказать настойчивой просьбе и решила так: «Ведь не ради своей корысти, а из любви и сострадания к разлученным супругам! Пусть же поскорее они соединятся, пусть живут, как прежде, не ведая печали!»
И вот, наконец решившись, завела лягушка свою песнь; громко заквакала, обращаясь к небесам. Показалось ей, будто небо потемнело, будто начали сходиться дождевые тучи. Тут уж, собравшись с силами, принялась лягушка квакать во все горло, не давая себе отдыха ни на мгновение, — лишь бы вновь соединить несчастных супругов! Так старалась и так надсаживалась Мандука, что, не выдержав, лопнула от натуги...
Вот и мы, как эта несмышленая лягушка, устали не зная, стараемся оказать благую помощь, дабы встретились на пути любви и счастья ваше высочество и благородный царевич; чтобы, познакомившись, полюбили друг друга, сочетались бы на всю жизнь для вечного блаженства, жили бы всегда в богатстве и радости, не ведая ни разлуки, ни печали... Все наши думы и заботы лишь о вашем счастье — ради вас готовы на любые лишения, больше ни о ком и ни о чем не смеем и помыслить, всю нашу нежность и ласку без остатка приносим к ногам госпожи...
Так закончила свою речь Падуматейнги. Озабоченно выслушав благородную деву, юная царевна кротко улыбнулась и сказала:
— Все дело в том, что ты, дорогая Падуматейнги, и ты, милая Ятимоутта, — обе вы, не переставая, твердите мне лишь о царевиче, который поселился во Дворце Слоновой Кости. Хоть это и странно, но ни о чем другом вы со мною говорить не желаете. Давно уж мы не развлекались. Соскучилась я без песен и без танцев. Вот мы с сестрицами и нянюшками немного и посмеялись над вами. Теперь уже я нисколько не сержусь и больше не стану вас вышучивать. Да только стыд и страх меня не покидают... А вы еще меня всячески разыгрывали, немудрено, что я в душе досадовала. Вы уж впредь извольте воздерживаться от глупых шуток, нечистых намеков про возлюбленных да суженых, про разные любовные дела, про страсть и ревность. Мне это неприятно. Не старайтесь же вперед дразнить меня и обижать! А то уж было вовсе лишили меня покоя: будто сговорились, собрались вокруг и все толкуете лишь об одном — эта восхваляет, другая запугивает, третья сочиняет небылицы. Из-за ваших россказней и басен я совсем потеряла голову... Ведь я еще так неопытна — не понимаю, что и почему. Наслушаюсь тут ваших наущений, пустых советов моих неразумных сестриц, да и соглашусь на любовное свидание — ведь вам же будет хуже: государь мой батюшка меня-то не тронет, зато уж вам не поздоровится — только сестриц и обвинят в моем грехе, дескать, сами расчистили путь соблазнителю! Тут уж вас жестоко покарают, на пощаду не надейтесь! Хочу разом всех моих подруг предостеречь: сколь бы ни были искренни ваши чувства, преданна ваша любовь ко мне, добры ваши намерения, вину возложат лишь на вас, уж помяните мое слово!
Когда царевна кончила, то Ятимоутта не посмела ничего сказать в ответ, а лишь молчала, низко опустив голову; тут не выдержала и вмешалась Йоханамейтта:
— О, сколь достойно сожаления все это! Мы, ваши преданные слуги, стараемся все делать вам на благо, а вы, ваше высочество, грозите нам расправой, не суля прощения!
— Помилуй, ведь я же говорю это без гнева и злорадства, — поспешно возразила ей царевна. — Не от меня исходит наказание. Осудит и покарает вас мой батюшка. Пусть даже стану я просить о снисхождении, бурный гнев его не смирится... Увы, и мне самой все это радости не обещает!
— Ах, ваше высочество, — не унималась Йоханамейтта, — неужели ваш могущественный батюшка, государь-нат Малладева, сможет осудить нас лишь за то, что, преданно служа вам, мы без устали печемся о царском благополучии, за то, что всей душою любим вас и почитаем, в усердии своем не зная меры?
— Увы, боюсь, что так, — вздохнула царевна. — Хоть я и дочь венценосца, все же и надо мною есть власть! Как же посмею противиться родительской воле?
— Полно, моя благородная госпожа, все не столь уж опасно — есть выход и здесь, — продолжала Йоханамейтта, — стоит вам только хитроумною речью защитить ваших ревностных слуг, если, конечно, в душе вашей родится искренняя любовь и милостивое сострадание к несчастным. Покров тайны нас охранит от государева гнева!
— Ну, коли так, — оживилась Велумьясва, — то поведайте мне, любезные сестрицы, как уберечься от наказания и смягчить неукротимый нрав моего родителя! Выслушав вас, верно, стану умнее!
— О ваше высочество, — воскликнула тут Йоханамейтта, — средство к спасению найти не так-то просто. Разве посмею давать вам советы? Однако позвольте поведать вам притчу: поразмыслив над мудростью древних, сами почерпнете нужный намек! Прислушайтесь же благосклонно к истории.