— Ах, милая моя сестрица, — заговорил царевич Эйндакоумма, обращаясь снова к одной лишь царевне Велумьясве, хотя он со вниманием прослушал долгую тираду няни Махаталы, — твоя небесная краса как чудо из чудес, она под стать невиданному граду о пяти стенах, выстроенному для нас самою Тураттати. Вспомни, ведь твой братец отверг всех самых высокородных и прелестных царских дочерей, которых можно встретить на четырех великих островах, окружающих гору Меру. А стоило мне только услыхать про юную и царственную деву из Рубинового дворца, как уже все во мне смешалось — к тебе одной лишь звало сердце, от жаркого огня в груди не знал спасения. Как только прибыл на берег Навада, страсть запылала с новой силой. И вот я уже здесь, в Рубиновых покоях твоего дворца, в печали и надежде долго странствовал по Лабиринту... Ах, милая сестрица, сколь тяжек мой недуг! Но если сжалишься над старшим братцем, бросишь благосклонный взгляд и не отринешь царственною ручкой мои надежды, а милостиво примешь мою мольбу, то под роскошным балдахином в золотом дворце моем, в пятистенном граде, возблагодарю тебя как самого дивного в мире исцелителя... Так будь же снисходительна, любимая сестрица!
Так говорил царевич Эйндакоумма, и, вняв его словам, юная царевна Велумьясва вдруг нарушила свое молчание:
— О любезный царевич, никогда не осмелюсь возразить высоким речам, что изволил произнести славнейший из людей, благороднейший из государей! Но при всем при этом как не вспомнить, что небесная орхидея не расцветает на земле, что лотос не растет по склонам гор или в лесной глуши, тем паче в засушливой пустыне... Град Ароматов, мирный и прохладный, нельзя сменить на шумное творение Тураттати, как невозможно накрепко спаять друг с другом золото и серебро! Увы, к стране людей мне не привыкнуть, а во дворце земного государя не выжить! К тому же, если бы, поддавшись зову сердца, с мыслью о прежней близости и дружбе я, не услышав царственных наставлений славных властителей золотой горы Тудаттана, благословенной и прекраснейшей из гор, не смеющей соперничать лишь с горою Меру, без колебаний отдала бы свою судьбу в царственные руки государя, то уж не миновать мне осуждения родных и близких, деда и отца, моих подруг и свиты, всех государей и жителей великих гор. Сколь тягостно такое порицание! К тому же, если бы государь задумал соединиться узами любви и счастья с одной из благородных царевен на острове Забу и стал бы выбирать, с которой быстрее возможно прийти на пир супружества, то нет сомнения, что жительница тихого Рубинового дворца была бы тут последней! Вряд ли я когда-нибудь постигну придворные обычаи страны людей. Теперь же, если государь решится терпеливо ждать, смирив желания и успокоив чувства, то пусть в свой срок испросит милостивого разрешения у моего отца, славного властителя великой горы Тудаттана!
— Ах, милая сестрица, — воскликнул тут царевич Эйндакоумма, — мы с детства постепенно познаем дела людские, стремимся к знанию, становимся мудрее и могущественнее. Опыт и умение приходят к нам с годами. В юные лета батюшка с матушкою руководят нами, а как достигнем зрелости, то поступаем по собственному разумению. В жизни, как и в природе, все подвластно высшему закону. Вспомни, о сестрица, как сказано:
Всему, стало быть, свое время! Дождалась своего срока и моя матушка. Да только пожелала сохранить девическую чистоту, избегнув близости с мужчиной. Вот тогда и прибыл к ней пресветлый и могущественный владыка небес Тиджамин, чтобы пожаловать за благолепие драгоценную награду — желанного наследника престола. А после на земле, среди людей, родился потомок Тиджамина. Выходит, что мой прославленный отец и мудрая сестрица Тураттати спаяли воедино золото и серебро — так был получен чудесный сплав! А впрочем, женщины куда как скоры и искусны на выдумки. Сестрица, верно, помнит историю о том, как царь Баянати повстречался с обманутым супругом, прятавшим красавицу жену в шкатулке?[95] Где уж нам женский род перехитрить? Нет ли тайной мысли и у моей любезной царевны? Ведь, может быть, весть о моем прибытии сюда проникла уже давно, вот потому сестрице и любопытно узнать побольше о людских делах, не так ли?
Что до меня, то после неудавшихся смотрин, когда ни одна из высокородных дев, собравшихся со всего острова Забу, не приглянулась мне и не вошла хозяйкой в Золотой дворец пятистенного града, я вдруг услышал благую весть от государя нагов и мгновенно понял, что это и есть желанная награда, о которой молю теперь и посылал моления прежде — на протяжении всех прошлых жизней. Движимый великою любовью, испепеляющею страстью, преодолел я все преграды и, вконец обессиленный, явился в царские чертоги на Горе Ароматов под облаками — выше обиталища царя галоунов Хурамабалы.
Прекрасная царевна изволила мне приказать, чтобы, выждав положенный срок, долгие дни я внимал наставлениям твоих батюшки с матушкою... Кто же станет тем временем править необъятным островом Забу? Ведь род мой высок и славен, моя власть простерлась на все государства вплоть до царств галоунов и нагов; на обширной поверхности Забу есть острова и океаны, есть воды, леса и горы, сто царей, а может быть, и более управляют своими землями. Кто посмел бы отказаться от власти, если было на то веление отца моего, великого и грозного Тиджамина?
Помни, милая сестрица, ведь перед тобою обладатель заветного оружия натов, сверкающего ярче молний небесных, и магического ожерелья — драгоценности самого владыки! А ты медлишь, будто я тебе не равен, не достоин твоего внимания и ответного чувства. Когда в ослепительном сиянии сомкнутся Рубиновый дворец на Горе Ароматов и невиданный град Тураттати, в заповедной обители любви и счастья мы с тобою сольемся в восторге блаженства... Теперь же, не скупясь, собери благовонную пыльцу нежных и ласковых слов, дабы умерить жар моего пылающего сердца!
Не успел царевич договорить, как всеведущая птичка Забуганда нежно прощебетала из своей драгоценной золотой клетки:
— Полная луна тагу[96] скоро покидает небосвод, близок лучезарный день!
Тут царевна бросила тревожный взгляд в сторону заботливых кормилиц, будто говоря им: «Подойдите же ко мне поближе!»
В тот же миг почтенная няня Махатала и матушка Ганатири, а с ними юные Падуматейнги и Ятимоутта послушно приблизились к царевне.
— Покажите-ка мне вещую пичужку Забуганду! — попросил царевич Эйндакоумма. И мгновенно расторопная Йоханамейтта извлекла царевнину любимицу из ее изящной золотой клетки, украшенной драгоценными камнями — редкими рубинами, алмазами, изумрудами, и с поклоном поднесла диковинную птицу гостю. Оглядев внимательно прелестную Забуганду, царевич Эйндакоумма задумчиво произнес:
— Вся сверкает золотом, крохотные глазки и ушки точно чистые рубины. Какое дивное создание! Две тоненькие лапки как будто выточены из коралла — кроваво-пурпурного цвета. А крылышки и хвостик — просто чудо, словно в драгоценный сплав из лучших видов золота добавили отборной киновари — так и горят, переливаются различными цветами — то ярко-желтым, то темно-красным, а то вдруг голубым или зеленым... Воистину в Рубиновых чертогах есть чем полюбоваться! Кажется мне, что эта диковинная птица обладает небесным даром провидеть будущее и зорким оком проникать в события минувшего. Тогда уж, верно, ей доступны образы и формы прошлых жизней — не ведая преград, ее волшебный взор пройдет сквозь толщу лет и принесет нам вести о былом!
— Эту диковинную птичку мне посчастливилось найти в цветке небесной мьиззутаки, — сказала тут Йоханамейтта, дочь государя-ната Девадиты, правящего живописною горою Ситра. — В заповедном саду нашего Рубинового дворца, возвышающегося на Горе Ароматов, расцвел невиданный по красоте цветок на пышной мьиззутаке. Когда я золотым трезубцем сорвала приглянувшийся цветок, то вдруг заметила малюсенькую птичку — не больше золотистой мушки. Вот тогда я и решила заботиться о ней, хранить ее будто зеницу ока, а после постепенно обучила языку людей, так что теперь любою речью пичужка может усладить слух государя!
93
94
95
96