Глава 2
ДЕСЯТИРУКОЕ ДЕРЕВО
Прошел Жоан Смельчак совсем немного и вдруг с удивлением заметил, что камни, которыми была усеяна дорога Несчастий, ничуть не похожи на обычные безобидные булыжники. У здешних камней были пасти; в которых щелкали могучие челюсти с острыми зубами. А зубы эти были побольше у больших камней и поменьше у малых. Самые крупные камни, — впрочем, это уже были не камни, а целые утесы, — щерились клыками, которыми не погнушался бы добрый слон, и эти клыки в любую минуту готовы были вцепиться в ногу зазевавшемуся путнику. Обыкновенные булыжники без устали что-то грызли своими мышиными зубками, и когда им удавалось цапнуть Жоана Смельчака за пятки, они с наслаждением облизывали толстые, замшелые губы, забрызганные кровью.
Не час и не два шел Жоан Смельчак по кусающейся дороге, испытывая фантастические муки. Но ни на йоту не утратил он своего веселого мужества.
— Кусайтесь, кусайтесь себе на здоровье, — с презрительной усмешкой твердил он, подавляя стоны, чтобы никто не догадался, как ему больно. — Лучше без ног остаться, чем без головы.
И с такой твердостью переносил он эти муки, что камни, наконец, перестали кусаться: время, отведенное уставом для испытания, истекло.
— Уф! — Стало сразу легче, никто уже не терзал Жоана Смельчака, и он с тяжелым вздохом уселся под вековым дубом на придорожный валун. Улыбаясь, он погрозил камню:
— Смотри, малыш, не вздумай кусаться!
В восторге от своей победы, Жоан расположился под сенью старого дерева. Он обмыл окровавленные ноги в протекавшем поблизости ручейке и кое-как привел в порядок изодранные башмаки. Однако мирная передышка была недолгой. Только-только собрался Жоан отправиться в путь, как в шею ему впились пять жестких, холодных пальцев и тесно сдавили гортань. Пылая гневом, Жоан стал яростно отбиваться; во что бы то ни стало, надо было вырваться из цепких пальцев этой чудовищной нечеловеческой руки. Но она все сильное сжимала его горло.
— Отпусти меня! Отпусти!
Чем отчаяннее сопротивлялся Жоан, тем крепче впивались в него безжалостные пальцы. И тогда он решил изменить тактику.
Жоан перестал бороться, он неподвижно повис в воздухе, полагая, что непротивление смирит ярость руки душительницы. Так и случилось. Пальцы ослабли, и Жоан Смельчак, раскачиваясь над землей, смог наконец разглядеть своего мучителя. А им оказался тот самый дуб, под которым сидел Жоан. Было у дуба десять стволов, и стволы эти были похожи на человеческие руки, и у каждого имелось пять кривых, когтистых ветвей. И — цап… Оно сгребло Жоана в охапку, и бедняга взлетел к небесам. Раз два три… семь… двадцать… Дуб подбрасывал Жоана под облака с ловкостью жонглера, и все соседние деревья аплодировали фокуснику. Радостно шумела листва, отзываясь на порывы ветра. Ну а придорожные камни, так те просто лопались от смеха. Даже мрачный утес — был он похож на дряхлого старца и беззубой пастью сосал глиняную трубку — не удержался и взвизгнул от удовольствия.
Окончив этот цирковой номер, дуб спустил Жоана на землю и дал ему передышку, все еще, однако, угрожая своей жертве всеми десятью стволами.
Как только разогнулись когти, юноша проделал два-три упражнения лечебной гимнастики, потер затылок и запел, расправив плечи; голос его звучал отважно и весело, но, право же, чувствовал он себя скверно, не очень-то ему хотелось петь.
— Так ты еще смеешь петь? — заскрипел дуб. — Какого дьявола ты так развеселился, безумец?
— А я пою потому, что чувствую себя счастливым, сеньор Дуб, тут уж ничего не поделаешь! — дерзко ответил Жоан Смельчак. — Напрасно вы считаете, что мое счастье или несчастье зависит сейчас от вас, от ваших прихотей и капризов, приказов и отказов.
— Ах, вот как! Хорошо, мы сейчас посмотрим, так это или не так, — с издевкой проскрипело дерево. — Стоит мне выпустить из моих десяти стволов пальцы — присоски, и они высосут из тебя всю кровь до последней капли… Или возьму да и обернусь плеткой-десятихвосткой — да спущу с тебя шкуру… Тут-то ты у меня запоешь по-другому… Но нет. Лучше я поиграю тобой в футбол вместо мяча. То-то будет потеха.
И чудовище опять схватило Жоана, размахнулось и швырнуло его ближайшему дереву, а то, в свою очередь, запустило им в соседа. И пошло, и поехало…
Много километров пролетел юноша в воздухе; его перебрасывали, словно мяч; игра эта вызвала восторг и у камней, и у захлебывающихся от хохота деревьев-футболистов.
Муки Жоана прекратились только после того, как невидимый судья-ветерок скомандовал:
— Ладно на сегодня хватит. Бросьте мяч, и марш в душ!