— Ага, и ты, голубчик мой, здесь. Так вот, слушайте вместе мои выводы.
А так как Мистер Питерс на него удивленно посмотрел, мол, выводы? — Даниил Яковлевич добавил:
— Вы, друзья мои, слишком запальчивые. Вам подавай, если опыт, так сразу — в огромном масштабе! Как облучать, — так все подряд. Нет, чтобы все как следует испытать, проверить! Достаточно! Вон, коровы достаточно попробовали вашу систему, до сих пор никак не успокаиваются, льют молоко, как угорелые. Мы обсудили все это, и решили окончательно; никаких экспериментов без моего разрешения на каждый раз. Я так без скота останусь, вот что. Понятно?
Олесь виновато опустил голову. Спорить было нельзя. Это почувствовал и Мистер Питерс: действительно, увлеклись… Он честно ответил:
— Понятно. Так и будет, Даниил Яковлевич. Только…
— Что?
— Только со временем вы увидите, что все будет, как следует…
— В этом я и без тебя уверен. Эка, Америку открыл. Нет, ты мне сделай все, как следует — и без всяких там недоразумений, ошибок, или как там ты, Олесь, говорил?.. Без непредвиденных последствий? Так, так. Ну, идите. А это что? — обратил он внимание на телевизор.
— Так, один прибор — неохотно ответил Мистер Питерс.
— Облучать что-то? — подозрительно спросил Даниил Яковлевич.
Брови его угрожающе сдвинулись.
— Нет, нет, — успокоил его Мистер Питерс, — это для связи.
— Ну, так-то, смотри мне. А Ивану Петровичу я сегодня же письмо напишу обо всем, — пригрозил Даниил Яковлевич.
Однако, Мистер Питерс уже будто не слышал ничего: он спешил в клуб, осторожно неся телевизор.
12. ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ДИАЛЕКТИКА
Андрей Антонович согласился. Он долго слушал своего собеседника — старика Потапыча, сторожа совхоза. Того самого Потапыча, который уже не раз с завистью поглядывал на восхитительные волосы Андрея Антоновича, не один раз внимательно слушал авторитетные объяснения владельца кудрявой шевелюры по этому поводу — и не один раз горько качал головой, не понимая ничего. О чем именно просил Потапыч Андрея Антоновича, — мы не знаем. Известно лишь, что Андрей Антонович отказывался уже не раз и не два. Однако, Потапыч настойчиво продолжал упрашивать. Состоялся такой разговор:
— Пойди, попроси кого-нибудь из них, — серьезно посоветовал Андрей Антонович.
— Ишь, стыдно мне, — возразил Потапыч, смущенно поглаживая лысину.
— Но они хорошие ребята…
— Не с руки оно мне, просить их, — вел свое Потапыч.
— Нет, и не мое это дело.
Потапыч хитро прищурил левый глаз:
— А моя старая такие вареники готовит, то-то-то… И ждет тебя, ей-право…
— Нет… черт побери.
Однако, Потапыч заметил определенное изменение интонации.
— Она, слышь, Антонович, говорит, и водки немного припасла…
Андрей Антонович мечтательно прикрыл глаза; м-да, дело серьезное, ничего не скажешь. Рюмочка водки под вареники — это такое обстоятельство, которое многое может перевесить…
Беседа продолжалась, поэтому, не очень долго. Андрей Антонович, все еще не соглашаясь и изображая стойкую непреклонность, заметил:
— Не знаю, что с тобой и делать… Разве что, пойдем, посмотрим. Там увидим…
Вот, вследствие чего, ровно в пять часов этого дня Андрей Антонович и сторож Потапыч шли рядышком, о чем-то таинственно шепчась. Они шли к лаборатории. Именно тогда увидел их Рома, который спешил куда-то по своим делам. Рукав его пиджака был залит молоком, глаза уставшие.
— Татьяну Гавриловну не видели, Андрей Антонович? — спросил он на ходу.
— Нет. А вы разве сейчас не работаете там, в лаборатории? Прибраться бы надо, — отозвался Андрей Антонович.
— Да нет, где там работать… Можете прибраться, — ответил Рома уже издали.
Андрей Антонович повернулся к Потапычу:
— И что мне с тобой делать? Слышишь, не работают они…
Но Потапыч даже обрадовался этому сообщению:
— Да идем уже, идем…
Казалось, он аж дрожал от ожидания. А Рома уже мчался дальше. Татьяны Гавриловны не было нигде. Вместо нее Рома увидел впереди себя Раю, что шла куда-то с книжкой. Он догнал ее:
— Как дела, Рая? Как чувствуете себя? А я замотался с этими коровами.
— А, это вы, Рома? — Рая подняла глаза на Рому — и сразу громко рассмеялась:
— Кто это вас так обработал, Рома?..
Она смеялась громко и весело, глядя на Рому. Тот растерялся. Он осмотрел себя, свой костюм и неуверенно пояснил:
— Да я же говорю, что очень замотался… вот и… облился молоком… бидон переносил.
— Нет, я не о том, не о том… — Рая еле сдержала смех. — Где это вы так лицо себе покрасили?