Стержень сиял, раскаленный добела. Быстрым движением Олесь выключил генератор. Лампы погасли. Исчезло привычное шипение, в лаборатории стало удивительно тихо: ведь уши Олеся привыкли к этому шипению, и тишина показалась звенящей. Провод медленно остывал. Вот он стал вновь темный. Олесь с облегчением вздохнул: беда прошла стороной, не задев его. Что было бы, если бы Олесь испортил генератор сейчас, во время напряженной работы?
Еще раз Олесь осмотрел обеспокоенным взглядом генератор. Казалось, все было в порядке. Однако, Олесь все-таки решил дать генератору еще немного передохнуть.
«Да и сам я отдохну минут с десять», — подумал Олесь. Он сел у стола, отодвинув в сторону облученное зерно, положил на стол руки и склонил на них голову. Ах, как он устал!.. Голова лежала на руках, как свинцовая; глаза закрылись, и жаль было пытаться их раскрыть, потому что они словно склеились.
«Смешно: глаза склеились…»
Это было последнее, о чем подумал Олесь. Через несколько секунд он уже спал сладким и крепким сном крайне утомленного молодого человека. Можно было гарантировать, что он не проснулся бы даже от доброго пинка.
Тем более, не слышал он топот быстрых лап, что бегали вокруг него во всех направлениях. Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.
Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.
Животные эти радостно жрали вкусное теплое зерно. Они шевелили длинными усами, их становилось все больше и больше — словно первые из них подали сигнал остальным, которые оставались до того под полом.
Так, Олесь спал сладким сном в окружении крыс. Тех самых крыс, на которых жаловался директор Даниил Яковлевич:
— Крыс у нас море…
Крысы бегали мимо лица Олеся, почти касаясь своими длинными усами и хвостами его головы. Олесь спал.
Вот две крысы напали друг на друга. Они запищали — и вцепились друг в друга. Крысы дрались, вгрызаясь друг другу в спины. Шуршало зерно, которое они сбрасывали со стола. Наконец, одна крыса победила, вторая соскочила со стола и исчезла в норке. Первая победно понюхала воздух, пошевелила усами и принялась снова жрать зерно.
Олесь спал — и только один раз пошевелился, когда какая-то сытая крыса, вместо того, чтобы спрыгнуть сразу на пол, поленилась, спрыгнула ему на колени, и только потом скатилась на пол.
И только перед самым рассветом закончился крысиный пир. Розовые лучи утреннего солнца, робко заглянув сквозь окно в лаборатории, не увидел крыс. Крысы исчезли, нажравшись.
Положив голову среди разбросанного зерна, в лаборатории спал один Олесь. Если бы он знал, что он наделал!
Если бы он знал…
7. ЛЮБОВЬ И ГЕНЕРАТОР
Плохо спал в эту ночь Рома. Сердце его разрывалось на части. От любви. Его с неудержимой силой притягивала к себе черноглазая девушка в белой косынке. Черноглазая девушка улыбалась бедному Роме во сне — и таяло от той очаровательной улыбки его сердце. Но оставалась еще вторая часть чувства, вторая половина сердца. И здесь царила золотоволосая Рая. Разве мог Рома так быстро выбросить ее из своего сердца?..
И если таяло от наслаждения одной своей половиной Ромино сердце под теплыми лучами чарующей улыбки черноглазой красавицы, — вторую половину словно морозили льдом. Рома просто прямо перед собой видел презрительную улыбку Раи — той Раи, которую он почти предал.
А под утро, когда так приятно снятся последние сны, когда страшно даже подумать о необходимости вставать, одеваться и попрощаться с золотыми снами, — утром, повторяем, Рома услышал знакомый голос Андрея Антоновича, который будил его:
— Вставай, вставай, хватит уже. Приказали, чтобы ты вставал.
— Кто приказал?..
— Кто надо, тот и приказал.
— Скажи, кто, или не встану.
— Бригадир твой. Сердится, ругается…
Ничего не поделаешь. Роме пришлось вставать. Кстати, было уже совсем не рано, и когда Рома сел на кровати, его голову окатил ослепительный солнечный луч. Андрей Антонович скептически смотрел на него.
— Чего смотрите, Андрей Антонович? — спросил Рома полусонным еще голосом. — Ведь когда вы были молодым, так же, видимо, вам не хотелось вставать…