— Мы возьмем яйца из-под наседки, которой осталось сидеть на яйцах всего несколько дней. Облучим эти яйца и посмотрим, как это повлияет на будущих цыплят. Дадите мне такую наседку, Анна?
— Конечно, дам, — согласилась Анна.
Так и сделали.
И вот, одним прекрасным утром, на главном дворе собралась целая толпа. Крестьяне, приехавшие по своим делам в совхоз, терли глаза, не доверяя им. Рабочие совхоза, привыкшие уже к чудесным результатам работы генератора, на этот раз удивлялись не меньше, чем крестьяне. Даже сам Даниил Яковлевич, строгий директор совхоза, который проходил по двору, остановился, удивленный, и сказал Анне:
— Ну, знаешь, это… м-да, отлично вы это сделали!
Посередине двора суетилась небольшая белая птица.
Она обеспокоенно испуганно кудахтала, созывая своих желтых пушистых цыплят, которые впервые вышли гулять. Бедная встревоженная наседка заметно волновалась, она пыталась защитить своих деток. Она созывала их к себе, широко раскрывая крылья, чтобы цыплята спрятались под ними от возможной опасности — ведь столько людей собралось здесь, во дворе… Однако, цыплята упорно не желали прятаться под крыльями. Даже когда наседка пыталась прикрыть крылом того цыпленка, который пробегал мимо нее, — из этого ничего не вышло: у курицы получилось только задеть цыпленка крылом, и она вновь принялась озабоченно кудахтать. Потому что цыплята были такие большие, что ни один из них не мог влезть наседке под крыло…
Вот один из них инстинктивно попытался залезть головой под крыло — и наседка обрадованно закудахтала. Но — крыло накрыло одну только голову, цыпленок целиком остался снаружи. Это ему не понравилось, и он побежал дальше.
Даниил Яковлевич покачал головой:
— Ну и великаны…
Цыплята бегали по двору, ростом такие же, как и их мать. Они клевали зерно, они искали пищу. Один из них нагло подбежал к сапогу Данилы Яковлевича и клюнул его. На черной коже сапога остался заметный след клюва. Вокруг рассмеялись:
— Даниил Яковлевич, сапог проклюет…
Директор усмехнулся:
— М-да… так, так… здорово клюнул. Ты, Аня, унеси их куда-нибудь, потому что это же опасно. Они так скоро настоящими великанами станут…
И Даниил Яковлевич пошел дальше, что-то обдумывая. Однако, через несколько шагов он остановился.
— Анна, — крикнул он удивленно, — а это что такое?..
Вдоль двора степенно и гордо шла большая курица.
Она была такая надменная, так уверенно держала голову, что уже и этим привлекала к себе внимание. Однако, дело было не в этом. И Даниил Яковлевич, и Анна, и все, кто был во дворе, почти испуганно смотрели в направлении, откуда двигалось курица. С интервалами в два-три шага — там ровной линией лежали большие белые яйца.
— Кто это разложил… — начал гневно Даниил Яковлевич, но сразу остановился. Он видел: курица на мгновение остановилась, как-то особенно крутнула хвостом, чуть пригнула его к земле. И сзади у нее легко и свободно выпало большое белое яйцо. Оно упало на землю и осталось на ней лежать, продолжая странную линию, которую образовывали все предыдущие яйца. Курица оглянулась, посмотрела на яйца, кивнула рассеянно и презрительно головой и двинулась дальше, неся голову так же гордо и важно.
Даниил Яковлевич аж закашлялся. Он посмотрел на яйцо, на Анну, на рабочих, которые не менее удивленно смотрели на курицу. А та шла дальше. Но через два-три шага она вновь остановилась. С молниеносной скоростью курица снесла еще одно яйцо, и несколько секунд спустя скрылась за углом дома. Линия из яиц лежала неподвижно. Это было невероятно: казалось, что все это снилось. Однако, доказательства — большие белые яйца, — лежали на земле…
Первой пришла в себя Анна. Она взяла большую корзину и начала собирать неожиданный урожай яиц. Даниил Яковлевич почесал нос и спросил у Анны — так, между прочим:
— Слушай, ты, куриная начальница… это же что, все куры у тебя, как пулеметы, несутся?
Анна не успела ответить. Веселый голос Мистера Питерса ответил за нее.
— Прежде всего, уважаемый Даниил Яковлевич, несутся они уже тогда не как пулеметы, а как яйцемёты.
— Как?
— Яйцемёты, говорю. Однако, разве это плохо?
— А что же здесь хорошего? — сердито произнес Даниил Яковлевич. — Ведь это не машина, а курица. Вот она снесет еще несколько яиц — и конец ей придет. Она же истощается. Ты что, не понимаешь этого?