Анна беспомощно взглянула на Мистера Питерса:
— Наверное, потому, что… что эти маленькие вредители…
И она вся покраснела, и даже опустила вниз глаза.
Мистер Питерс даже крякнул с досады: ну зачем я попросил этого парня прочитать ей лекцию? Однако, Олесь уже обрадованно отвечал Анне:
— Да, да, хоть и не совсем научно сказано, но, по сути, — правильно. Именно потому, что эти вредители — микроскопические, маленькие, а экспозиция и другие факторы облучения подобраны так, чтобы воздействовать на более крупные вещи. Мы облучаем зерно, в среднем, полминуты. В течение первых нескольких секунд зерно почти не замечает этого воздействия. Но бактерии, микроорганизмы, споры вредителей — уже заметили; кратковременное облучение в течение нескольких секунд их активизировало. И, если бы мы, на тех нескольких секундах, остановили действие лучей, — все те бактерии, микроорганизмы и споры вредителей активизировались бы, приобрели новую могучую жизненную энергию. Но мы этого не делаем, мы облучаем зерно дальше. И дальнейшее влияние ультракоротких волн уже не активизирует микроорганизмы. Он начинает их убивать. Они умирают один за другим. И когда мы подходим к концу нашей экспозиции, к концу срока просвечивания зерна, то все вредные микроорганизмы, не выдержав воздействия ультракоротких волн, убиты. Здорово?..
Анна аж подпрыгнула:
— Чудесно! Понимаю, понимаю. И если бы мы дальше просвечивали наше зерно, более предназначенного для него срока, оно так же погибло бы. Правда?
— Совершенно верно, — ответил Олесь.
Анна даже в ладоши захлопала:
— Ой, как теперь все понятно… Ну, дальше, дальше!
— Если бы мы продолжали облучение зерна, то оно сначала нагрелось бы, потом сварилось и умерло. Это вы правильно решили, Анна. Ну, вот теперь перейдем и к лысине нашего Андрея Антоновича. Рома, как мы знаем, просветил ее ультракороткими лучами. Но он сделал это в допустимых пределах. Лучи активизировали кожу, активизировали старые волосяные луковички в коже, которые уже не могли, потеряли способность выращивать волосы. После облучения луковички вновь начали работу. Они выпустили из себя волосинки — и бесплодная лысина Андрея Антоновича покрылась новой великолепной шевелюрой.
— Это лишь твое предположение, — мрачно прервал его Мистер Питерс.
— Дай другое, если мое тебя не удовлетворяет, — рассеянно ответил Олесь.
Но Мистер Питерс решил больше не вмешиваться в это дело и отвернулся к телевизору, что-то налаживая в нем. Олесь подмигнул Анне, которая ответила ему поощряющей улыбкой, и продолжал:
— Что произошло бы, если бы Рома не остановил облучение, и продолжал бы его дольше?.. Активизированные луковички получили бы слишком большую дозу облучения, и умерли бы. Явление превратилось бы в свою противоположность. Диалектика, Анна, ничего не поделаешь. Именно так и получилось с нашим бедным Потапычем. Андрей Антонович хотел помочь ему — помочь хорошо. Случайно он попал на очень короткую волну, одну из самых активных волн нашего генератора. Сколько там было, Мистер Питерс? — обратился Олесь к бригадиру.
— Около девяти миллиметров, — ответил тот, не отвлекаясь от телевизора.
— Вот, я так и думал. Это очень активная волна. А, кроме того, Андрей Антонович решил «покрепче» просветить лысину приятеля. И держал того, пока он не отскочил сам. Что вышло? Мощные лучи, вместо того, чтобы активизировать луковички, убили их. Не только не выросли новые волосы, но и все старые выпали. Опять-таки, диалектика, явление превратилось в свою противоположность. В том-то и заключаются главные трудности нашей работы, Анна, что нам надо все время держаться в определенных пределах. А где эти границы — можно установить только на практике…
Анна кивнула, соглашаясь — и сразу же рассмеялась звонко и весело:
— Вот так и с коровами!.. Ха-ха-ха, не удержались в определенных пределах — и пошли бедные коровки лить молоко… ха-ха-ха!..
— Ну да, с коровами, конечно, мы немного переборщили. Но теперь мы твердо знаем, где и на что локализуется влияние ультракоротких волн на коров.
— А с крысами что было? — не унималась Анна.
Очевидно, ей не терпелось получить ответы на все не решенные до сих пор вопросы.
Мистер Питерс искоса взглянул на Олеся: «ну, мол, это же полностью твоих рук дело». Однако, он ничего не сказал. Примите это за знак дружеской деликатности.