— Чего он хочет?.. — сказал Мистер Питерс.
Но вот, Рома вновь появился в прямоугольнике. Он держал перед собой небольшое зеркальце. Подняв лицо, он разглядывал, внимательно осматривал свои щеки.
— Слушайте, у него же разноцветное лицо! — вскрикнула Анна. — А может, это шутки вашего телевизора, Мистер Питерс?
— Машины никогда не шутят, — серьезно ответил тот, — сейчас убедитесь в этом.
Так, не ошибаясь можно было сделать вывод, что у Ромы одна сторона лица была темнее — и значительно! — другой. Именно это и рассматривал Рома. Он то подносил зеркальце ближе, то, наоборот, отдалял его. Глаза его смотрели печально. Наконец, он положил зеркальце и подошел ближе к генератору. Внимательно посмотрел на измерительные приборы. Покрутил головой и взялся за движок реостата, который регулировал длину волны.
— Э, друг, так мы можем дальше ничего не увидеть, — проговорил Мистер Питерс. — Ведь мой приемник настроен достаточно точно…
Он схватился за ручки настройки. И действительно, было уже поздно, потому что изображение в телевизоре начало расплываться, все очертания утрачивали свою четкость, словно затягиваясь густым туманом. Немного повертев ручки, — Мистер Питерс добился того, что изображение вновь успокоилось. Однако, теперь оно было уже не такое четкое. Что-то изменилось, что-то мешало…
— Что такое? — спросил Олесь.
— Видишь ли, Рома же не знает, что мы наблюдаем все его движения, он и не подозревает, что генератор работает сейчас для телевидения. Очевидно, ему нужна более длинная волна… вот, сейчас скажу тебе, какая именно…
Мистер Питерс посмотрел на указатели…
— Около восьми сантиметров. Это очень спокойная волна. Такую он задал генератору. Ну, мне и пришлось быстро перестроиться. Но на этой волне пересылка и прием изображения идет хуже… Смотрите, что он делает? Он облучает себя…
Так, Рома героически подставил лучам левую сторону своего лица, — ту самую, незагорелую. Очевидно, это было не очень приятно для него, потому что он морщился, морщился. Но терпел.
Очевидно, это было не очень приятно для него, потому что он морщился…
— Это он хочет загореть, — рассмеялся Олесь. — Ну и интересные вещи открывает нам твой телевизор, Мистер Питерс!
В тот же миг Рома резко отпрянул в сторону. Он держался рукой за левую сторону лица и оглядывался.
— Что такое? Неужели и он диалектически обжегся? — полусерьезно, полушутя проговорила Анна.
— Нет, что-то не то, — ответил Олесь, вглядываясь в прямоугольник.
— Ему что-то помешало, — добавил после паузы Мистер Питерс.
Они увидели, как Рома быстро подбежал к телефонному аппарату и схватил трубку. Он слушал то, что ему говорили по телефону — и лицо его становилось серьезным. Он несколько раз кивнул головой, потом что-то переспросил — и вновь кивнул головой. А дослушав до конца, Рома бросил трубку обратно на рычаг аппарата, и бросился к столу, к генератору.
— Что случилось? — заинтересованно проговорил Олесь.
Ответить ему не успел никто. Рома схватился рукой за главный рубильник генератора. И сразу все образы, все тени, все изображение исчезло с оранжевого прямоугольника телевизора, который светился теперь ровным, спокойным светом.
Анна удивленно посмотрела на Мистера Питерса:
— Что это такое?
— Проще не может быть. Рома куда-то спешит из лаборатории — и выключил, уходя, генератор, чтобы он зря не работал. Вполне правильно. Ведь он же не знает, что нам генератор нужен для телевидения…
— Но что же такое случилось? Почему он бросил облучение, не закончив его, и побежал куда-то?
— Этого я не знаю, так же, как и вы. Однако, сейчас узнаем. Идите, я догоню вас, только вот выключу телевизор, — сказал Мистер Питерс.
Однако, как только Анна и Олесь вышли, Мистер Питерс вдруг бросил телевизор и побежал к окну, ожидая появление их на улице. И вот что он увидел: Анна что-то весело говорила Олесю, кокетничая, поглядывала на него, улыбалась. А этот вероломный товарищ нежно взял ее за руку и держал в своей, не выпуская. И Анна, черноглазая предательница Анна, не отнимала своей руки. Наоборот, она весело смеялась и заглядывала в глаза Олесю.