Растерянно стоя на обочине мостовой, Петрусь глядел на приближавшегося к нему всадника. И тот, надев наконец очки, тоже посмотрел на него. Только тогда Петрусь узнал своего директора школы.
Василий Демьянович поздоровался с ним, придержал коня и, показав глазами на ехавших впереди конных и их пешего товарища, сказал, как бы извиняясь за них:
— Вот ведь черти! Пронюхали, что немцы оставили в госпитале раненых, и уже помчались кончать с ними.
Ничего не понимая, Петрусь в растерянности только глазами хлопал. Ни он, ни кто больше в школе не знали, куда делся их директор после прихода немцев, но все думали, что, наверное, успел ночью эвакуироваться. И о председателе райисполкома думали то же. И что же оказывается! Голова кругом идет, когда узнаешь такое.
— Кима еще не видел? — спросил его Василий Демьянович.
Так вот как! Значит, и Ким ушел в лес и сейчас тоже где-то с партизанами в городе. Петрусь был уверен, что их комсорг уехал с матерью в дальнюю деревню к родным. Перед приходом немцев Ким сам, забежав к нему, сказал это. Ну и Ким! Молодец, железный человек, никому не проговорился, даже от своего друга скрыл. Конечно, военная тайна!
Простившись с директором школы, Петрусь поскакал разыскивать Кима, а в это время его самого по поручению Кима разыскивала Оля. Они столкнулись на площади у торговых рядов. Оля схватила его за руку, сделала страшные глаза, шепнула на ухо, что Ким велит ему ждать его, и убежала. И сейчас вот, в ожидании Кима, Петрусь мечется у себя на огороде — боится, что не дождется его, потому что немцы, кажется, уже вернулись и, значит, партизаны ушли из города.
Все партизаны, побывавшие в Городке, — и хозяйственники с подводами, нагруженными мукой, солью и табаком, и разведчики на трофейных велосипедах, и пешие боевые группы — собрались уже в Подужинском лесу. Привел сюда Глеб Семенович и всех освобожденных из тюрьмы. Несколько боевых групп встали заставами по опушке леса, а основные силы отряда расположились в глубине его, по берегу речки Подужи, и там к вечеру вырос большой шалашный лагерь.
Позже всех вернулся Василий Демьянович, очень раздосадованный, что, уходя из города последним, ему пришлось бросить у забора своего любимого коня. Он обычно в таких случаях возвращался на партизанскую базу последним, только после того, как убедится, что все боевые группы отошли в порядке и отставших нет. Но на этот раз оказалось, что один боец отстал: не было Кима, и никто не знал, куда он девался.
Дед еще смачно хлебал на кухне, под елями, жирный борщ и обсуждал с кухаркой Варей и начальницей санчасти Ниной, как бы теперь, с наступлением лета, поразнообразить меню и витаминов давать побольше — захотелось ему щавеля со сметаной, — а Глеб Семенович снова уже был на коне. Давно изобрел он отличный способ скрывать свои беспокойства — нужен был только повод для поездки на заставы.
Дотемна ездил он по опушке леса, от заставы к заставе, выезжал в выползшие в сторону города рощицы, где сидели дозорные, расставленные так, чтобы ни один человек не мог пройти в лес, не замеченный ими. Глеб Семенович спрашивал у всех, не проходил ли еще какой-нибудь отставший боец. Нет, последние прошли с начальником штаба, больше никого не видно было, и немцы пока не показываются.
Все больше тревожась за Кима, Глеб Семенович уже жалел, что одобрил пришедшую в голову сына идею связаться со своими школьными товарищами и организовать из них подпольную комсомольскую группу по распространению в городе партизанских листовок, — не то чтобы одобрил, но и не нашел доводов, чтобы запретить. Не очень-то он рассчитывал на Кима и его товарищей в таком деле, где прежде всего нужна осмотрительность, осторожность, побаивался за ребят и предпочел бы поберечь их, но Деду идея Кима понравилась. Он сказал: «О, це дило дюже доброе». И Глеб Семенович промолчал. Не скажешь же, что Ким еще мальчишка, когда в отряде есть и четырнадцатилетние ребята.
Глеб Семенович долго стоял на дороге, у выхода из леса в сторону города, прислушивался, приглядывался в ночи, не идет ли кто. Ночь была лунная, видно было далеко, и это его пугало: если Ким еще в городе, трудно ему будет выбраться в лес. Конечно, Ким мог уже вернуться, пройти стороной от дороги, рощами и овражками. Глеб Семенович надеялся на это, но все же стоял и стоял на дороге, на всякий случай поджидая его тут; он боялся, вернувшись в лагерь, узнать, что Кима все еще нет, боялся увидеть испуганно глядящую на него жену.
Поздней ночью, когда он вернулся в лагерь, дожидавшаяся его Мария Павловна сидела у костра. Женька спал, прикорнув у нее под боком. Кима не было.