Как-то ночью Миша сидел высоко на окне и таращил оттуда зеленовато-желтые глаза. Вдруг он застыл неподвижно, к чему-то прислушиваясь. Бесшумный взлет, и сыч уже на полу у шкафа. Пригнувшись к полу, он застывает в напряженной выжидательной позе. Ночью полная тишина, что же привлекло так сильно его внимание? Вдруг молниеносный бросок, и в лапах у сыча бьется крошечный мышонок. Казалось, что мышонок ничем не выдал своего присутствия, но это верно только для нашего несовершенного уха, а хищник слышал его еще сидя на окне.
Чим подмигивает.
Мишенька услышал шорох мышонка.
Любимое лакомство Мишеньки — майские жуки, их он ест с жадностью. Даже если сыч дремлет, достаточно ему показать майского жука, как Мишенька начинает крутить головой, словно она на шарнирах. В следующее мгновение он бесцеремонно выхватывает жука из рук и съедает. Голос у домового сыча громкий и странный, напоминающий одновременно и кудахтанье курицы и визг щенка.
Совушка
В то лето мы, несколько педагогов, с группой ребят выехали в коммуну Кудрово. Мы помогали коммуне в сельскохозяйственных работах, а нам предоставляли жилье и питание. Как-то два наших воспитателя отправились поохотиться. Им повезло. Высоко на дереве, у самого ствола сидели две крупные птицы с желтовато-коричневым оперением. Грянул выстрел, и на землю упали… две болотные совы. Одна оказалась убитой, а у другой прострелено навылет крыло. Сконфуженные охотники принесли раненую птицу мне.
Промыв крыло раствором марганцовки, я посадил свою новую знакомую в большой ящик, предварительно укрепив в нем толстую палку, на которой сове было бы удобно сидеть.
Сначала сова боялась меня, злобно топорщила перья, шипела и норовила цапнуть когтистой лапой, щелкала клювом, но вскоре сменила гнев на милость. Кормил я ее сырым мясом и белком крутого яйца. Бывало, скажешь ей: «Совушка!», а она отвечает: «ууу» — и так и следит за моей рукой, в которой я держу мясо.
Через две недели крыло зажило, и Совушка стала летать. Я пристроил ей под потолком насест, постелил под ним бумагу, а на стене, рядом с насестом, прикрепил мисочку с водой. Хотя считается, что совы не пьют, но жившие у меня совы всегда пили воду.
Совушка все больше привыкала ко мне. Она уже совсем не боялась, хорошо знала свою кличку, охотно шла на руки и заметно радовалась, когда я возвращался домой.
И вот случилась беда. Сестра-хозяйка, меняя белье, нашла, что в комнате душно, и распахнула окно. О сове она, разумеется, не подумала. Вернувшись поздно вечером домой, я не нашел своей Совушки. Хотя было ясно, что сова улетела, я долго и бессмысленно обшаривал все уголки. Расстроенный, я поздно лег и никак не мог заснуть. Только под утро, когда стало светать, я задремал. И вдруг сквозь сон чувствую: кто-то медленно тянет у меня из-под головы подушку. Спросонья я даже растерялся. Открываю с опаской глаза и вижу прямо у своего лица два огромных янтарных глаза. Смотрю и себе не верю: ведь это Совушка вернулась! То-то была радость!
Влетев в комнату, сова села на край моей подушки-думки, и та под тяжестью птицы стала двигаться.
Я поспешил закрыть окно и стал угощать свою любимицу мясом. Но Совушка даже не взглянула на мясо. Лишь утром, найдя на газете под насестом погадку, я понял, что моя Совушка не зря потеряла время, отсутствуя из дома. Основной пищей болотных сов являются мыши. Непереваренные остатки шерсти, зубов или когтей совы отрыгивают в виде небольшого комка, называемого погадкой. Вот эта погадка и объяснила мне, чем занималась Совушка ночью.
«А что, если и сегодня оставить открытым окно?» Но уж очень ярко было в памяти ощущение горечи утраты и радости возвращения Совушки. Целый день я мучился в противоречиях: а если не вернется? Но любопытство биолога подзадоривало: где ты найдешь еще такой случай проверить привязанность птицы к человеку? Ведь не в Ленинграде. Там столько домов и окон! Действительно, домик, в котором я жил, стоял на опушке леса, и раз сова сама вернулась, почему она покинет меня в другой раз? Принять решение мне помогла Совушка.
Вечером, придя домой, я застал ее сидящей на подоконнике. Птица явно стремилась на улицу. «Совушка!» — позвал я. Она повернула ко мне голову, и я почесал ее около клюва. Обычно ей это нравилось. И на этот раз она нежно-нежно запищала, выражая свое удовольствие, но уже через минуту опять вернулась к окну. Я предложил ей вареное яйцо. Нехотя поковыряв его, сова решительно подошла к стеклу и толкнула его головой. Весь ее вид как бы говорил: «Ну, выпусти же меня! Ведь мыши куда вкусней того, чем ты меня здесь кормишь!» Я решился и тихо отворил раму. Совушка шагнула вперед и вдруг бесшумно нырнула огромной тенью за окно. Я видел, как она, словно призрак, пронеслась над освещенной луной поляной и исчезла в направлении овощехранилища. Опять опустела моя комната! Я вышел на улицу. Ночь была лунная, теплая. Кругом неистовствовали зеленые кузнечики. Казалось, это стрекочут сами кусты. Бесшумно трепеща крыльями, проносились летучие мыши. Я долго бродил, а на душе было нехорошо.
«Вернется или не вернется?» — неотступно сверлила мысль.
Стало светать. В воздухе повеяло свежестью; как-то незаметно исчезли летучие мыши, а со стороны леса еще доносился голос козодоя.
«Надо ложиться!» — решил я и, еще раз посмотрев в сторону овощехранилища, куда полетела Совушка, пошел домой.
Проснулся я поздно. Солнце уже заглядывало ко мне в окошко, а на насесте, глубоко втянув голову в плечи, спала Совушка. Совы, как и голуби, не убирают во время сна клюв в плечевое оперение.
Я уже собирался все рассказать своим ученикам, но ребята опередили меня и сами рассказали о виденном ими под утро интересном случае. На их крыльце спал кот. Неожиданно с воздуха на кота бросилась какая-то большая птица и, ударив его лапами в затылок, взмыла вверх. Ошеломленный внезапным нападением, кот поспешил укрыться под домом.
Ребята были очень заинтересованы происшествием. Пришлось объяснить им, что совы иногда нападают на кошек, так как, питаясь мышами, видят в них конкурента.
Свыше тысячи мышей уничтожает сова в год, сберегая нам наше зерно. Можно ли после этого не охранять ее?
Убедившись, что Совушка признала мою комнату своим домом, я теперь каждый вечер выпускал ее на охоту. Но, бывая дома, старался возможно больше заниматься птицей, чтобы она не отвыкла от меня. Если ребята убивали полевку или находили мертвого птенца, я угощал ими свою воспитанницу, стремясь поддерживать ее привязанность ко мне.
Настал день возвращения в Ленинград. Вместе с нами в большой папочной коробке на новое место жительства ехала и Совушка. Я поселил ее в своей комнате в большой открытой клетке. Днем она обычно дремала, а когда наступала ночь и я гасил свет, вылетала «на охоту». Правда, мышей у меня не было и охотиться было не на кого, но такова уже сила привычки, и Совушка всю ночь бодрствовала. Как ни странно это может показаться, но птицы тоже скучают без общества, и Совушка не раз мне это доказала. Часто под утро она усаживалась на краю моего дивана и махала крыльями до тех пор, пока я не открывал глаза. «Ах ты, безобразница!» — бранил я свою пернатую приятельницу, а она довольно урчала и шла ко мне на руки.
Постепенно с годами Совушка подстроилась под режим моей жизни и стала дневной птицей. Теперь она часто сидела на стенных часах, причем так неподвижно, что один мой знакомый принял ее за чучело: «Как же оно у вас без подставки держится и не падает?»— спросил он. «Это же живая сова!» — ответил я и, видя на его лице недоверие, постучал по столу рукой и позвал: «Совушка!» И в то же мгновение мнимое чучело бесшумно слетело, громко стукнув по столу огромными когтями. С какой поспешностью мой приятель отдернул руку! «Ну и ну!» — только и смог сказать он, внимательно рассматривая мощные когтистые лапы.