Тебя ожидает: у ней налицо
Заветное, красного злата кольцо!
Гил Брентон, Гил Брентон! Мой перстень — порука,
Что вскоре качать в колыбели мне внука:
Счастливым отцом суждено тебе стать! —
Закончила речь королева-мать.
— О матушка, ты моего сынка
Купай в молоке, пеленай в шелка.
На первой сорочке его — дай срок! —
Пусть вышьют: «Я Брентона Гила сынок!»
Писец Саундерс
Вместе гуляли в зеленых садах, где рай для влюбленных сердец,
Мэй Маргарет, королевская дочь, и Саундерс, юный писец.
Хотя был Саундерс — графский сын и в школе усвоил науки,
Горька и печальна была любовь, обоим сулившая муки.
Однажды он, сквозь глухомань, сквозь мглу, сквозь мрак ночной,
Прокрался к ней и стал бренчать задвижкою дверной.
— Я весь продрог! Чрез твой порог я не ступал досель.
Мэй Маргарет, позволь мне лечь с тобой в одну постель.
— Мы в час ночной тогда в одной постели будем спать,
Когда мы мужем и женой друг друга будем звать.
Доколе мужем и женой друг друга звать не сможем,
Дотоле и постель моя не станет нашим ложем.
Не забывай о семерых моих суровых братьях!
Они ворвутся и найдут сестру в твоих объятьях.
— Чтоб завтра клятву дать родне, не прибегая к лжи,
Мэй Маргарет, моим клинком щеколду отложи.
Что ты не прикасалась к ней, родным своим скажи
И с легким сердцем поклянись, не прибегая к лжи.
Мэй Маргарет, свои глаза ты шарфом завяжи,
Чтоб клятву с легким сердцем дать, не прибегая к лжи.
Что ты не видела меня, родне своей скажи,
И с легким сердцем клятву дай, не прибегая к лжи.
Ты в горницу меня внеси, чтоб, не солгав, я мог
Поклясться в том, что не шагнул через ее порог.
Мэй Маргарет из ножен меч достала и тайком
Откинула дверной засов отточенным клинком.
Она откинула засов блистающим клинком
И очи спрятала свои под шелковым платком.
А гостя в горницу внесла, чтоб, не солгав, он мог
Поклясться в том, что не шагнул через ее порог.
Когда сморил влюбленных сон, у изголовья спящих
Семь братьев собрались, подняв семь факелов горящих.
— Одним-одна сестра у нас. На что это похоже —
Застать ее в полночный час с возлюбленным на ложе!
Сказал со вздохом первый брат: — Прекрасны эти двое!
Второй сказал — Давай уйдем! Оставим их в покое.
Воскликнул третий: — Жаль разбить любовников сердца!
Сказал четвертый — Дочь одна у нашего отца!
Промолвил пятый — Их любовь созрела уж давно!
Шестой добавил: — Убивать того, кто спит, грешно!
Ни слова не сказал седьмой и, над прекрасным спящим
Склонясь, пронзил живую плоть мечом своим разящим.
— Мой брат бесчестный, должен был ты с ним скрестить мечи!
В постели сестриной убил ты рыцаря в ночи.
За то, что спящего убил ты у меня в объятьях,
Я вечно буду поминать тебя в своих проклятьях!
Тэм Лин
Ходить опасно в Картерхо златой венец носящей
Прекрасной деве, если там Тэм Лин гуляет в чаще.
Не бархатный зеленый плащ, не перстенек из злата,—
Но есть у юной девы честь! Горька ее утрата.
На перстень золотой, на плащ зеленый он не льстится.
Но с честью девичьей навек придется распроститься.
Златые пряди заплела красиво Дженит в косу.
Зеленый сборчатый наряд надев, ушла без спросу.
И, платья своего подол повыше подобрав,
Одна гуляет в Картерхо среди душистых трав.
Где воду пил Тэм-Линов конь, она у родника
Две диких розы сорвала — два пурпурных цветка.
Откуда ни возьмись, Тэм Лин туда явился в гневе.
— Зачем ты, Дженит, розы рвешь, — он обратился к деве.—
— Ты, в Картерхо без моего придя соизволенья,
Ручей мутишь, цветущий куст ломаешь без зазренья.
— Оставь-ка при себе, Тэм Лин, свое соизволенье!
Отец мой добрый Картерхо мне отдал во владенье.
Шумела лиственная сень, и, белизны молочной,
Взял руку девичью Тэм Лин, как будто в час урочный.
Взял руку девичью Тэм Лин, белее молока,
И сладостна была любовь и, как полынь, горька.
Шиповника цветущий куст клонился к изголовью
Четы, захваченной врасплох нечаянной любовью.
Средь пурпурных душистых роз, вдвоем, в тиши лесной,
Они друг другу поклялись стать мужем и женой.
*
Двадцать четыре красавицы в мяч играли, полны веселья,
Но Дженит меж ними была, как цветок среди огородного зелья.
Как только она появилась там, позеленели со злости
Двенадцать играющих в шахматы дам и двенадцать играющих
в кости.
Дремал, развалясь на стене крепостной, рыцарь преклонных лет.
— Дженит, — сказал он, — всех осрамит! Ни капли стыда у ней
нет!
— Чума возьми тебя, глупый враль, с морщинистым скверным
лицом!
Мое дитя — не твоя печаль. Не ты ему будешь отцом!
— Дочь моя, — добрый родитель сказал, — встревожен я не
шутя!
Мне сдается, что ты и впрямь носишь под сердцем дитя.
— Позор достанется мне одной. Среди окрестной знати
Ни лорда, ни лэрда такого нет, чтоб имя дал он дитяти.
Будь мой милый, суженый мой, чья любовь мне отрада,—
Мужем земным, а не эльфом лесным, мне лордов и лэрдов не
надо!
У Дженит злая была сестра. Сказала она ехидно:
— У нас в округе беременных дев, кроме Дженит, не видно!