Чудесный рог: Народные баллады

«Ты врешь, негодница мамка, врешь!
           Ибо для лжи создана!
Я к леди Барнард послан был.
           По-моему, ты — не она!»

Но грозный Барнард между тем
           Озлился и вспылил:
Забыв себя, дубовый стол
           Он пнул, что было сил,—
И утварь всю, и серебро
           Сломал и перебил.

«Эй, платье лучшее мое
           Снимай, жена, с крюка!
Пойду взгляну в зеленый лес
           На твоего дружка!»
«Лорд Барнард, не ходи туда,
           Останься дома, лорд;
Известно всем, что ты жесток
           Не менее, чем горд».

Сидит Гил Моррис в зеленом лесу,
           Насвистывает и поет:
«О, почему сюда люди идут,
           А мать моя не идет?»
Как пряжа златая Минервы самой,
           Злато его волос.
Губы, точно розы в росе,
           Дыханье — душистей роз.

Чело его, словно горный снег,
           Над которым встал рассвет.
Глаза его озер голубей.
           А щеки — маков цвет.
Одет Гил Моррис в зеленый наряд
           Цвета юной весны.
И долину он заставил звенеть,
           Как дрозд с верхушки сосны.

Лорд Барнард явился в зеленый лес,
           Томясь от горя и зла,—
Гил Моррис причесывает меж тем
           Волосы вкруг чела.
И слышит лорд Барнард, как тот поет;
           А песня такой была,
Что ярость любую могла унять,
           Отчаянье — не могла.

«Не странно, не странно, Гил Моррис, мне,
           Что леди ты всех милей.
И пяди нет на теле моем
           Светлее пятки твоей.
Красив ты, Гил Моррис, но сам и пеняй
           Теперь на свою красу.
Прощайся с прекрасной своей головой —
           Я в замок ее унесу».

И выхватил он булатный клинок,
           И жарко блеснул клинок,
И голову Гила, что краше нет,
           Жестокий удар отсек.
Прекрасную голову лорд приказал
           Насадить на копье
И распоследнему смерду велел
           В замок нести ее.

Он тело Гила Морриса взял,
           Седла поперек взвалил,
И привез его в расписной покой,
           И на постель положил.
Леди глядит из узких бойниц,
           Бледная точно смерть,
И видит: голову на копье
           Несет распоследний смерд.

«Я эту голову больше люблю
           И эту светлую прядь,
Чем лорда Барнарда с графством его,
           Которое не обскакать.
Я Гила Морриса своего
           Любила, как никого!»
И в подбородок она и в уста
           Давай целовать его.

«В отцовском дому я тебя зачала,
           Ославив отцовский дом.
Растила в добром зеленом лесу
           Под проливным дождем.
Сидела, бывало, у зыбки твоей,
           Боясь тебя разбудить.
Теперь мне к могиле твоей ходить —
           Соленые слезы лить!»

Потом целовала щеку в крови
           И подбородок в крови:
«Никто и ничто не заменят мне
           Этой моей любви!»
«Негодная грешница, прочь от меня!
           Твое искупленье — смерть!
Да знал бы я, что он тебе сын,
           Как бы я мог посметь?!»

«О! Не кори, лорд Барнард, не мучь
           Злосчастную ты меня!
Пронзи мне сердце кровавым клинком,
           Чтоб не видеть мне бела дня!
И если Гила Морриса смерть
           Твою ревность унять не могла,
Сгуби, лорд Барнард, тогда и меня,
           Тебе не желавшую зла!»

«Теперь ни тьма, ни белый свет
           Не уймут моей маеты,—
Я стану скорбеть, я стану точить
           Слезы до слепоты.
Достаточно крови пролил я —
           К чему еще кровь твоя?
О, почему вместо вас двоих
           Бесславно не умер я?

Мне горше горя слезы твои —
           Но как я мог, как я мог
Своею проклятою рукой
           Вонзить в него клинок?
Не смоют слезы, госпожа,
           Содеянного во зле!
Вот голова его на копье,
           Вот кровь на сырой земле.

Десницу я проклял за этот удар,
           Сердце — за злую мысль,
Ноги за то, что в лесную дебрь
           Безудержно понеслись!
И горевать я стану о нем,
           Как если бы сын он мне был!
И не забуду страшного дня,
           Когда я его сгубил!»