Горе Хиллелиль
Хиллелиль шила, потупя взор.
Ошибками так и пестрел узор.
Нить золотую в иголку
Вдевала там, где быть шелку.
Где надо золотом шить —
Брала шелковую нить.
Сперва королева прислужницу шлет:
«Скажи, что Хиллелиль худо шьет!»
Затем, надев капюшон меховой,
Идет к ней по лестнице винтовой.
«Хиллелиль, я не могу постичь,
С чего ты нашила такую дичь?
Шьешь ты золотом вкривь и вкось.
Узор у тебя получился — хоть брось!
Всякий, взглянув на твое шитье,
Скажет: «Ей постыло житье!»
«Сядь поближе ко мне, королева!
Выслушай повесть мою без гнева.
Отец у меня королевством владел.
На мать он златую корону надел.
Достойные рыцари — дважды по шесть —
День и ночь стерегли мою честь.
Тут соблазнил меня рыцарь один.
То был короля Британии сын.
Как поддалась я соблазну — бог весть,
Но герцог Хильдебранд взял мою честь.
Везли наше злато два коня.
На третьем он увозил меня.
Туда примчали нас к вечеру кони,
Где скрыться чаяли мы от погони.
Но братьев моих златокудрых семь
Встревожили стуком ночную темь.
Сказал он: «Ради нашей любви
Меня по имени ты не зови!
Меня по имени ты не зови,
Если даже увидишь лежащим в крови.
Не называй мое имя вслух,
Покуда не испущу я дух!»
Еле успев меня остеречь,
Он выскочил вон, обнажив свой меч.
Первый раз он рубнул сплеча —
Семь братьев легли от его меча.
Рубнул он снова, что было сил,—
Родного отца моего подкосил.
Зятьев одиннадцать подле тестя
Мечом своим уложил на месте!
Я крикнула: «Хильдебранд, погоди!
Брата меньшого ты пощади!
Матушке пусть привезет он весть,—
Пусть ей поведает все, как есть!»
В этот миг, мечами изранен,
Хильдебранд упал, бездыханен.
За белые руки схватил меня брат,
Подпругой седельной скрутил их трикрат.
Кудрями златыми к луке седла
Меня привязал он для пущего зла.
Братнин конь переплыл поток.
Был он, как никогда, глубок!
Кровь моя по дороге к замку
Окрасила каждый бугор и ямку.
Матушка у ворот поместья
Скорбного дождалась известья.
Брат бы замучил меня, но мать
Его умолила меня продать.
У церкви Марии, под звон колокольный,
Меня объявили рабой подневольной.
Как только ударили в колокол медный,
Сердце разбилось у матери бедной».
Едва конец наступил рассказу,
Замертво Хиллелиль рухнула сразу.
Когда подхватила ее королева,
Была на руках у ней мертвая дева.
Юный Энгель
Юный Энгель отвагой блистал
И красотой лица.
Уехав из дома, он деву одну
Силой увез, без венца.
Неужели заря никогда не разгонит мрак?
Мальфред — имя ее — с похвалой
Звучало у всех на устах.
С Энгелем первую ночь провела
Она в придорожных кустах.
Однажды в полночь проснулся он
И молвил: «Такой напасти
Не взять мне в толк: свирепый волк
Держал мое сердце в пасти!
Я пробудился, но серый волк
Рвал наяву на части
Зубами по-прежнему сердце мое
И не выпускал из пасти».
«Ты без спросу меня увез
Из-под родительской власти.
Немудрено, если серый волк
Рвал твое сердце на части!»
Вбегает в горницу юный паж,
Смышлен и остер на язык.
Он слово со словом умеет связать,
На людях не станет в тупик.
«Юный Энгель, мой господин,
Беги! С четырех концов
Гёде Ловманд на город наш
Ведет своих молодцов!»
«Хоть Гёде их с четырех сторон
Ведет на город наш,
Ни тридцать его молодцов, ни он
Меня не страшат, мой паж!»
«Напрасно ты ценишь их ни во что!
Здесь будет грозная схватка.
Скачут за Ловмандом ратников сто,
А вовсе не три десятка».
Энгель обнял деву свою
И стал целовать без конца.
«Мальфред, любовь моя, добрый совет
Дай мне во имя творца!»
«От церкви Марии добудь ключи.
Нам больше некуда деться.
Со всеми, кто ел твой хлеб и харчи,
Должны мы там отсидеться.
От церкви Марии добудь ключи.
Займем ее без помехи
Со всеми, кому давал ты мечи,
Коней своих и доспехи».
Церковь Марии заняв, дней пять
Сидели они в осаде.
Гёде Ловманд не мог ее взять
И был в сильнейшей досаде.
Но матери Мальфред была немила,
И, дочке явив нелюбовь,
Она предложила, чтоб церковь дотла
Сожгли и отстроили вновь:
«Возьмите золота и серебра,
Наполним доверху чашу,
А после, когда придет пора,
Мы церковь отстроим нашу!»
Вспыхнула церковь Марии внутри
От пола до подволоки.
У Мальфред под капюшоном плаща
Как мел побелели щеки.
Лютый жар был в церковном дворе
От стен, полыхавших снаружи.
Внутри, где свинец топился, как воск,
Запертым было хуже!
Юный Энгель сказал молодцам:
«Придется коней заколоть,
Чтоб конской кровью могли охладить
Мы обожженную плоть».
Маленький паж, любя лошадей,
Такого не ждал совета:
«Ты лучше Мальфред свою убей!
Она заслужила это».
Юный Энгель обнял ее
В разгуле огня и дыма:
«Ты жизни достойна, любовь моя!
Останешься ты невредима».
На круглый щит посадили ее,
В пылающих клочьях плаща.
Каждый подставил копья острие,
И подняли щит сообща.
Его внесли в пламеневший притвор,
Метнули в оконный проем,
И Мальфред сошла на церковный двор
В плаще обгорелом своем.
Ей кудри златые огонь опалил.
Ей пот пропитал соленый
Платье, в котором из церкви она
Удалилась на луг зеленый.
Она пришла на зеленый луг
И молвила: «Вместе с горящей
Церковью Девы Марии сгорит
Один молодец настоящий!»