Поглаживает молодец
Меча своего рукоять.
«Твое замужество лучше
Того, что тебе под стать!
С чего ты юным конюхом
Зовешь меня — бог весть?
Я — лучший королевский сын,
Какой на свете есть!»
«Ты — лучший королевский сын,
Какой на свете есть?
Тогда я верность отдам тебе,
А заодно и честь».
На тавлею метали они златые кости.
Невеста не слушает рыцаря Педера
Педер, слова подбирая к месту,
Поучает свою невесту.
(Берегись бесед потаенных, если думаешь стать моей!)
«Ночью, дверь отворяя мужу,
Пьяного не выставляй наружу!
Уеду — живи, не роняя чести,
Как подобает моей невесте.
Не пей со святыми отцами
Да с проезжими молодцами.
Не пей с королевскими стражниками,
Не будешь ославлена бражниками.
Городских опасайся козней,
Не сиди за беседой поздней».
Педер уехал до обрученья,
А Кирстин забыла его поученья:
Пила со святыми отцами
Да с проезжими молодцами.
Пила с королевскими стражниками
И была ославлена бражниками.
Городских не боялась козней,
За беседой сидела поздней.
И стала притчей у всех на устах,
Пока жених был в дальних местах.
Он ехал домой и молву худую
Слыхал про невесту свою молодую.
Когда приблизился он к поместью,
Встретила Кирстин его честь честью.
Седло и коня, хороша и свежа,
Она приняла, господину служа;
Взяв его щит и плащ меховой,
Взошла с ним по лестнице винтовой.
Ей Педер сказал: «Если хочешь спать,
Ступай в постель, где спит моя мать!
На белый лён, в мою кровать,
Ложись, если хочешь моею стать!»
Кирстин чулки с башмаками, смеясь,
Сняла и юркнула в кровать, не чинясь.
Юркнула в кровать на белый лён,
И долгую ночь не брал их сон.
Кирстин, завидя солнца лучи,
Требует: «Утренний дар мне вручи!»
«Месяц бы ты прождала меня честно —
Взять бы мне в жены тебя было лестно!
День один тебе подождать бы —
Дар получила бы ты после свадьбы.
Чулки, башмаки, конопля на сорочку —
Наложнице дань за первую ночку!»
Дева у шахматной доски
Нет у Кирстен отца родного,
Нет у ней ни земли, ни крова.
Нет ни крова у ней, ни поместья,
Но в шашки сыграть с королем —
нет бесчестья!
Первой игре король был не рад:
Спустил он Рингстед и Риберстад.
Когда досталось Хёдебю деве,
Король хотел удалиться в гневе.
Утратив над Лундом, в Сконе, власть,
В беспамятство был готов он впасть.
«Я ставлю Данию, всю как есть,
А ты, дорогая, поставь свою честь!»
Кирстен воскликнула; «Разве такого
Я ждала королевского слова?
Спасибо матушке, на тавлею
Мне честь воспретившей ставить свою!»
Фру Меттелиль дочку, войдя в покой,
По белой щеке ударяет рукой:
«Чему учила тебя твоя мать?
Ткать на станке или в шашки играть?
Нить золотую учила прясть я
Или пытать за шашками счастья?»
Король нахмурился, кутаясь в мех:
«Деву безвинную бить вам не грех?!»
Фру Меттелиль вспыхнула, не шутя:
«Разве она — не мое дитя?»
Король усмехнулся и молвил без гнева:
«Отныне будет моей эта дева,
Что — роду незнатного, духом смела —
В плен королевское сердце взяла!
Прими, — сказал он, обняв ее стан,—
Златой венец и царственный сан!»
Слово за слово
У королевы в застолье сошлись
Рыцари, сбросив доспехи,
Шуткой забавной, острым словцом
Обмениваясь для потехи.
Им не было дела до монастырей
И храмов, стоящих окрест.
Они толковали про матерей,
Что пестуют юных невест.
«Мне нужно жену, что кроить и шить
Умеет, а не белоручку,
Что бродит по городу целый день,
Себе придумав отлучку.
Жену, что на стол накрыть и раскласть
По скамьям подушки умеет,
А вовсе не ту, что тебя язычком
За милую душу отбреет!»
Слова не вымолвил женский пол,
Опричь самой юной девы.
Стояла она — почти дитя —
Подле стола королевы.
«Мне бы только чуть-чуть подрасти,
Вышла б за рыцаря я.
Но господом богом нашим клянусь,
Тебя не взяла бы в мужья!