Борис Александрович Ганаго
Чудик
Глава I
Загадочное молчание
— Есть идея! — обратилась мама к сыну.
Серафим вопросительно посмотрел на родителей.
— Мы с папой задумали завтра отвезти тебя на все лето к тете Тамаре.
— В деревню на все лето? — не поверил своим ушам сын.
— Не спеши радоваться, дорогой, — предостерег папа. — Там тебя ожидает ряд трудностей, можно сказать, испытаний.
Молодой человек насторожился. Мама пояснила:
— Одна из сложностей в том, что тетя Тамара глухонемая: последние годы после странной болезни не слышит и не разговаривает. Мы не рассказывали тебе об этом, так как сами еще не выяснили, что именно с ней случилось.
Она, ты знаешь, очень славный человек, добрый и заботливый. С ней тебе будет хорошо. Правда, объясняться придется лишь жестами или писать записки. Мы дадим тебе уйму ручек и пачку бумаги, так что проблема общения разрешима.
Живет она в отдельном доме одна. Недалеко речка, где можно, купаться, рядом лес… Мы думаем, что ты там сможешь хорошо отдохнуть после школы и подготовиться к вступительным экзаменам. Как ты на это смотришь?
Все обещанное показалось Серафиму привлекательным. Особенно то, что никто не будет допекать его замечаниями, потому он уверенно кивнул:
— Я согласен.
— Но мы еще не все тебе сказали, сын, — продолжила мама. — Главная опасность, и мы не знаем, справишься ли ты с ней, — это среда, в которой ты окажешься. Деревенька эта особенная, честно говоря, не из лучших. Мат для многих из ее жителей является нормой. А где черное слово, там и черная душа. Почти вся молодежь курит. Ох, если бы ты знал, как я беспокоюсь за тебя! Ты такой впечатлительный, ранимый. К тому же возраст у тебя, как говорится, опасный… Но, увы, у нас так складываются обстоятельства, что…
— Мы оберегали тебя от скверных влияний, — дополнил папа, — но рано или поздно человек обречен встретиться со злом. Ты уже почти мужчина, и пришла пора тебе стать воином в борьбе за добро. Все понял, сынок?
— Да, — прозвучал задумчивый ответ.
Родители благословили сына и удалились. Оставшись один, Серафим стал отбирать необходимые книги и вещи.
Тетя Тамара встретила их тепло, всех обнимала, целовала, а при виде племянника даже смахнула слезу. Она угостила дорогих гостей пирогами, чаем с вкусным вареньем. Но застолье было недолгим, так как родители торопились.
Прощаясь, отец пытался ободрить сына:
— Мы будем молиться за тебя. Молись и ты.
В первый день Серафим никуда не выходил со двора. Устраивался в отведенной ему комнатке, осматривал тетино хозяйство, наполнял бочку водой, добывая ее из колодца.
Объяснялись с тетей руками. Простейший язык жестов был для него забавен. Жестами он попросил разрешения осмотреть книжную полку тети. Та охотно согласилась.
Там оказались книги духовного содержания, авторами которых были современные священники. Это вызвало особый интерес у юноши:
— Вот тебе и неговорящая тетя! Кто бы мог подумать?!
Его рука невольно потянулась к “Тайне спасения” архимандрита Рафаила (Карелина). Серафим полистал ее. Взгляд остановился на строках, подчеркнутых цветными карандашами. Юноша не мог удержаться от желания узнать, что же выделила тетя красным цветом, что явилось для нее главным. Одна строчка даже была отмечена восклицательным знаком: “В молчании происходит встреча души с Богом”.
— Не в этом ли тайна ее немоты? — мелькнула догадка.
Серафим прочитал всю главу, испещренную тетиными пометками. Да, это были некие зарубки для памяти о силе молчания: “Человек, который много и постоянно говорит, постепенно разучивается думать”. “Многословие опустошает душу… благодать покидает такого человека”.
Серафим все более и более утверждался в предположении, что причиной немоты маминой сестры является не болезнь, а нечто другое. Но что?
Вечером, попросив у тети Тамары разрешения покататься на велосипеде, он, помолясь, помчался по деревенской улице.
Новичка облаяли местные собаки. Маленькие шавки долго гнались за ним. Одна здоровенная дворняга рвалась из-за забора, злобно завывая. Казалось, ограда вот-вот рухнет, и тогда… Ему было страшно, но не сидеть же целыми днями, как мышь в норке.
В следующий раз Серафим захватил с собой краюху хлеба, и когда дворняга с лаем бросилась к изгороди, кинул ей ломоть. Собака замолкла, поглядывая то на хлеб, то на незнакомца.
— Ну, чего ты? Ешь! — дружелюбно сказал юноша, сел на велосипед и медленно покатил за околицу. Мчавшимся за ним шавкам время от времени он тоже бросал куски.