Это был одновременно нелепый и жутковатый путь. Над самой землёй мерцала дымка, тени невысоких деревьев выглядели, как изогнутые когти, ухали совы, пронзительно вопила какая-то птица, орали лягушки, но Христофор перекрикивал их всех:
— И р-раз! Отдай кувшин! И дв-ва!
— Христофор, это дерево. А кувшин дома.
— П-пустой!
— Вот набросится на вас оборотень.
— Ну и что?
— До сих пор ел собак, но теперь…
— Не ел он никаких собак! — возмутился Христофор и так обернулся, что Седой Охотник попятился. — Самое большее — ужин утаскивал. Зеркальца тоже любил, ленты, бусики всякие.
Он вдруг словно опомнился и просительно сказал:
— Только ты молчи, понял. Ни-ко-му!
И опять кинулся воевать с деревьями.
Казалось или так и было, что они бродили по огромному кругу вокруг хутора, спотыкались в грязи, перепрыгивали через упавшие деревья и пни, поднимались на сухие холмы и опять спускались в болото. Седой Охотник устал, ему надоели эти дурацкие бредни пьяного мужика о волке, ворующем конфеты и ленточки, и он уже раздумывал над тем, чтобы стукнуть паршивца по голове, оглушить и отнести на хутор, но…
— И р-ра…
Христофор захлебнулся своим криком, и ноги его подкосились, потому что в ответ раздался долгий, зловещий и монотонный вой. Седой Охотник уже видел себя с пьяным хозяином на плечах, отбивающего от бестии. Но Христофор буквально взлетел над топкой дорожкой, уронил топор и длинными прыжками помчался назад к дому, держась руками за голову и постанывая на бегу:
— Ох, моя головушка! Ох, разваливается на части! Ох, не могу!
Ни один оборотень не имел шансов его догнать. Седой Охотник подобрал топор, подозрительно огляделся и пошёл за Христофором. Вдруг тот остановился и резко обернулся.
— Почему не лает Кусай? — строго спросил он и, прежде чем услышал ответ, опять кинулся бежать.
"Кусай? Кто такой Кусай? А, это единственная собачка на хуторе… зачем ей лаять, прячется, наверное…"
Другое дело, что хутор был ярко освещён кострами, факелами и лампами. На единственной улице собрались все жители, испуганные, мрачные, дрожащие.
— Что случилось? — услышал Седой Охотник невнятный вопрос Христофора.
— Хотим твоего гостя о помощи просить. Против оборотня. Убить его нужно.
— Э-э-э, а если это кто-то…
— Слушай сюда! Ты спьяну воров гонял, а бестия опять приходила. Кусая прогнала за реку, с кем теперь на охоту пойдём? Потом по хутору оборотень бесился. Выл, рычал, заборы разбивал. Такой бешеный ещё никогда не был! Наконец у кузнеца в доме двери разбил…
— У кузнеца?
— Да. Если бы в подвал не железная дверь вела, то как с Кусаем было бы! А за рекой в деревне свой кузнец есть, зачем им ещё один?
Все многозначительно и умоляюще смотрели на благородное лицо Седого Охотника.
— Убьёте? — спросил протрезвевший Христофор.
— Убью, — Седой Охотник произнёс это почти торжественно. Уже смирился с тем, что в этот раз не покажет свои мастерство и смелость, а тут… Лучше и быть не могло.
— Ни за что! — сказал Христофор.
— Не слушайте его, — зашумели другие хуторяне. — Если оборотня прикончите, то вечная вам благодарность будет. Сокровищ у нас нет, но чем можем, тем отплатим. И вы у нас всегда почётным гостем будете!
— По рукам!
Не обращая внимания на крики Христофора, по приказу Седого Охотника все заперлись в самых крепких домах за самыми надёжными дверями. Сам же он уединился в своей комнате в доме Христофора (которого насильно запер в подвале) и готовился к поединку с оборотнем. Вычистил пистолеты и мушкет, приготовил запас серебряных пуль и проверил саблю и ножи. Не были это обычные клинки, а настоящие магические артефакты для подобных охот. Великолепные клинки из испанской стали покрыты были несколькими слоями серебра, а на обеих плоскостях вытравлены слова экзорцизмов.
— Сударь, я принесла вам поесть, — Улья, неизвестно, как и когда, появилась в комнате. Седой Охотник с улыбкой, но отрицательно покачал головой:
— Спасибо, но я уже поел и больше не хочу.
— А вина?
— И вина не нужно. — Кого угодно прогнал бы немедленно, но ей только улыбался. — А мама не рассердится, что сюда пришли?
— Нет, не рассердится. Закрыла меня в комнате и думает, что там сижу. Куда там! Я сильная, я взрослая! — Так посмотрела на него, что стало ему жарко. Да, не была ни маленькой девочкой, ни застенчивой девушкой. Была совершенно взрослой. Кроме уже знакомой ему одежды увидел у неё бусы на шее, а на ногах красные туфельки. Наверное, те, что подарил путешественник. Выглядела праздничной и красивой… была красавицей! Трудно поверить, что такой цветок появился в этой заболоченной деревеньке.