- Это мои вещи,- говорила она.-Я имею право их продать.
Но все только поднимали на нее изумленные глаза и в конце концов отказывали.
Долго бродила она и случайно очутилась в бедном квартале города. Улицы тут были грязными. Дома казались неопрятными и убогими, а витрины унылыми. Навстречу часто попадались мужчины и женщины в жалких лохмотьях. Маленькие дети копошились прямо на мостовой без присмотра. Она видела бедность в своей деревне, и эта бедность в сравнении с городской нищетой казалась ей роскошью. Никогда ничего подобного ей и не снилось. Время от времени от печали и ужаса она чувствовала дурноту, но все шла и шла вперед.
«У них нет ни виноградников,- думала она,- ни деревца, ни кустика. Тут ничего нет, и все кругом так ужасно. Им больше нужна помощь, чем крестьянам в Нормандии. Нельзя равнодушно смотреть, как они страдают».
Елизавета до такой степени разволновалась, что перестала замечать недоуменные взгляды прохожих. Бедняжка не знала, что ее со всех сторон окружает опасность, поскольку голод и нищета нередко соседствуют с пороком и преступлением. Елизавета словно забыла, что уже поздно, что она далеко от дома и не знает дороги обратно, и упрямо шла вперед, почти изнемогая от усталости.
Она предусмотрительно захватила с собой все свои деньги. Что ж, если нельзя продать драгоценности, то, по крайней мере, можно отдать деньги тому, кто в них нуждается. Но только кому?..
Когда Елизавета жила с тетей Клотильдой, они часто бывали в крестьянских домах. Не войти ли в одно из этих мрачных зданий с темными подъездами, из окон которых доносились бранчливые голоса и даже крики?
«Люди, которые стремятся делать добро, не должны ни перед чем останавливаться,- подумала Елизавета.- Нужно только набраться мужества».
Вдруг она услышала жалобные стоны и рыдания и, подойдя ближе, при тусклом свете уличного фонаря разглядела женщину в жалких лохмотьях, скорчившуюся
на полуразвалившихся ступенях. С обеих сторон жались к ее коленям двое оборванных ребятишек. Дети дрожали от холода и тихонько вскрикивали, будто чем-то испуганные.
Елизавета на минуту приостановилась, а затем решительно подошла к ступеням.
- Почему вы плачете? - ласково и кротко спросила она,- Скажите мне.
Сначала женщина ничего не ответила. Когда же Елизавета снова заговорила, она подняла голову и, увидев бледное маленькое личико и тонкую фигурку в бархате и мехах, вздрогнула.
- Боже милостивый! - заговорила она охрипшим голосом, почти с ужасом глядя на девочку.- Кто вы и зачем пришли сюда? Господи, богатая барышня, да в таком месте!
- Я пришла, чтобы повидать бедных и помочь им. Их судьба очень меня печалит. Богатые должны помогать тем, кто в нужде. Скажите, о чем вы плачете и почему ваши маленькие дети сидят на морозе?
Все, с кем в тот вечер говорила Елизавета, выказывали изумление, но никто не смотрел на нее с таким удивлением, как эта женщина.
- Вам, маленькая барышня, негоже здесь быть,- сказала она,- да еще темной ночью, когда и мужчины, и женщины обезумели от джина. Вот и муж мой напился до потери рассудка и выгнал меня с детьми. Хочет, чтобы мы спали в снегу... Да уж это не в первый раз!.. А мы изголодались, прямо-таки умираем от голода.
И она, опустив встрепанную голову на колени, снова застонала, застонали и дети.
Тшшш... Молчите! - испугалась нищая,- Не то папка услышит, придет и убьет вас.
Елизавете стало страшно, и голова у нее закружилась.
- Неужели они сегодня ничего не ели? -ужаснулась девочка.
- Ни куска хлеба, ни капли супа не было у них во рту ни сегодня, ни вчера, -был ответ.- Да смилуются над нами святые!
- Я пойду и принесу поесть этим бедняжкам.
В нескольких шагах была лавка. Елизавета запомнила, что недавно проходила мимо нее. Раньше чем женщина успела заговорить, она уже удалилась.
Когда юная де Рошмон вошла в лавку, немногочисленные покупатели, словно по команде повернули головы и уставились на нее, Елизавета даже не заметила этого.
- Дайте мне корзинку,- попросила она хозяйку лавочки,- положите в нее хлеб, сыр, колбасу и еще что-нибудь, что можно тотчас съесть. Это для бедной женщины, которая умирает с голоду, и для ее маленьких детей.
В числе покупателей была высокая женщина с широким красным, налитым кровью лицом и хитрыми, недобрыми глазами. Она выскользнула за дверь и, когда Елизавета вышла из лавочки, заговорила с ней.
- Я тоже умираю с голоду, маленькая барышня,- сказала она хриплым голосом.-Почему-то богатые нечасто думают о несчастных. Дайте мне что-нибудь, пожалуйста, маленькая барышня,- плаксивым тоном прибавила она.
Елизавета посмотрела на нее чистыми невинными глазами и с выражением глубокого сострадания.
- Мне очень жаль вас. Может быть, та бедная женщина даст вам что-нибудь из корзинки.
Да мне нужны деньги, только деньги,- бесцеремонно заявила нищая.
- У меня денег не осталось,- ответила Елизавета.- Но я опять приду.
А мне теперь деньги нужны,-настаивала нищенка.
Она алчно окинула вышитую бархатную, отделанную мехом накидку Елизаветы.
- Красивая накидочка,- усмехнулась она.- И, конечно, у вас есть еще другая.
И краснолицая женщина рванула накидку, но застежки не оборвались, как она надеялась.
- Вы хотите взять ее, потому что вам холодно? Правда? - спросила Елизавета кротким, невинным тоном.- Я вам отдам ее. Вот возьмите.
Если святая Елизавета не побоялась в мороз оказаться полураздетой, почему же и ей не отдать свою накидку?
В одно мгновение она расстегнула крючки и скинула с себя накидку. Женщина схватила ее и ушла, даже не попрощавшись и не поблагодарив за подарок.
Эта странная торопливость и грубость изумили и почти испугали Елизавету. Но она заставила себя быстро оправиться и пошла к ступеням, где сидела бедная женщина с детьми. Холодный ветер пронизывал насквозь, тяжелая корзина оттягивала руку.
Когда Елизавета завернула за угол, свирепый ветер налетел на нее и едва не свалил на землю.
И она, скорее всего, упала бы, если бы в это время с ней не поравнялись два прохожих, один из которых успел подхватить ее. Это был очень высокий господин в элегантном меховом пальто и кожаных перчатках. Елизавета слабым голосом произнесла слова благодарности.
Услышав звук ее голоса, второй прохожий громко вскрикнул и нагнулся к ней.
- Елизавета! Елизавета!
Елизавета подняла глаза и тоже вскрикнула. Перед ней стоял дядя Бертран, а его спутником, который не дал ей упасть, был доктор Норис.
На мгновение они оба, казалось, онемели от ужаса. Потом Бертран де Рошмон схватил ее за руку. Он пришел в такое волнение, что совсем перестал походить на того веселого, шутливого насмешливого господина, которого привыкла видеть Елизавета.