А потом темнил, ковыляющих на разъеденных каустиком ногах, едва видящих из-за укола глаза острием химического карандаша, с собственноручно отрубленными или раздробленными пальцами на руках и ногах, избитых при обнаружении где-нибудь в подполье или на чердаке, гнали в «довóд». Так назывался дополнительный развод для тех, кто не хотел честно выходить на работу вместе со всеми. Их, конечно, тоже выводили «не к теще блины есть». Места для работы «доводных» выбирали с таким расчетом, чтобы темнилам была мука, а другим неповадно. Летом довод без конца чинил гать на дороге через болотистый распадок, благо она также без конца тонула в холодной жиже. Главным бичом тут был таежный гнус. Накомарников же выводимым на довод не выдавали. Зимой темнил и мастырщиков под предлогом борьбы с заносами ежедневно держали на недалеком перевале. Здесь дуло в любую погоду, и даже в самые сильные морозы абсолютно негде было укрыться. Было, конечно, вполне логичным создавать для работы довода такие условия, что по сравнению с ними даже обстановка на полигоне, например, показалась бы комфортабельной.
К весне даже в самых «застойных» районах Колымского края морозы нередко сменяются снегопадом и пургой. Так произошло и в тот день конца мая, когда начальник нашего лагеря в «виллисе» начальника рудника отправился в управление лагобъединения, в которое входил наш ОЛП. Находилось оно, как и все управления лагерей обычного типа, при местном горнорудном управлении. Дело было срочное. Надо было утрясти вопрос о финплане лагеря на текущий месяц. Он явно горел, а вместе с ним и премия по надзирательскому и управленческому персоналу ОЛПа. Горел же финансовый план потому, что был нереален. Составлялся он крайне просто — сумма двадцать два рубля тридцать копеек, которую прииск начислял лагерю за каждого выставленного на работу зэка в день, перемножалась на число этих дней. Количество и качество произведенной заключенными работы при расчетах никак не учитывалось. Для лагеря это было весьма удобно, и выполнять финплан было бы совсем не трудно, если бы заключенные не мерли, особенно к весне. Нельзя сказать, что плановиками из управления это не учитывалось. Однако как всегда, реальная смертность превысила запланированную. Начальник должен был доказать бюрократам-управленцам, что на это были объективные причины, за которые ни он, ни его подчиненные отвечать своей премией не должны.
Он выехал рано, еще до развода. Пурга казалась тогда не очень сильной. Но ветер быстро усиливался, и, когда виллис подъехал к перевалу, тот оказался забитым снегом. Некоторую помощь мог бы тут оказать довóд, проторчавший на этом перевале почти всю зиму. Но его уже несколько дней выводили на реку долбить лунки для подрыва льда. Без взрывных работ на излучине река во время ледохода непременно снесла бы небольшие сооружения здешней пристани.
Пришлось вернуться, что удалось тоже с трудом. Метель успела во многих местах перемести и обратную дорогу и бушевала уже там, где, несмотря на солнце, светившее где-то над снежными вихрями, в какой-нибудь полусотне метров почти ничего не было видно. От работы зэков на полигоне в такую пургу не было, конечно, никакого проку, и сегодняшний день, по-настоящему, надлежало бы актировать. Но, во-первых, 22 рубля 30 копеек на текущий счет лагеря в банке шли и за тех, кто, согнувшись в три погибели, весь этот день простоит под каким-нибудь отвалом. А во-вторых, не жирно ли будет для заключенных получать из-за погоды выходные дни? Не предоставляют же таких выходных бойцам на фронте! Такие рассуждения казались Тащи-и-не-пущай весьма убедительными, и он не видел никакого противоречия между своим недалеким меркантилизмом работорговца и человеконенавистнической философией палача.
Продрогший и злой, пробирался начальник по сугробам, которые намело уже и на плацу зоны. Теперь в управление не пробьешься, по крайней мере, с неделю. По телефону с ними ни о чем не договоришься, и майская премия наверняка плакала. Поднимаясь на крыльцо барака, в котором находился его кабинет, начлаг услышал из отделения старшей лагобслуги, жившей в другом конце этого барака, голос Локшина. Чей еще голос мог преодолеть толстые бревенчатые стены и свист ветра за ними? В списке освобожденных по болезни на вечернем приеме вчера его не было. Значит, от развода под каким-нибудь предлогом отставил «шарманщика» нарядчик, благо начальник уехал. Вот когда, кажется, они попались!