— Наше вам — с кисточкой!
— А-а, — притворно удивилась Дашка, — райская птичка без перышек. Давно прибыли?
— Сквозь снега и метели, — начал было Гошка, но Дашка перебила его:
— Мы у Любочки сидели.
Гошка, заметно смутившись, выплюнул сигарету и, переходя на серьезный тон, примирительно сказал:
— Дарья Ивановна, позвольте на два слова.
— Запел, запел, божья пичуга, — засмеялась Дашка, взбегая на крыльцо. — Ишь, как на уроках английского ухайдакался — нос да уши только и остались. Ну, чего тебе?
— Даш, соскучился, — немного в нос заговорил Гошка,— так соскучился...
— А чего раньше-то не приезжал, скучальщик?
— Так метель же была. Да-аша...
— Метель, — усмехнулась Дашка. — А ну как она бы два месяца кряду гуляла, и ты бы в Ельчанске сидел?
— Два месяца метель не бывает, — серьезно объяснил Гошка.
— Много ты понимаешь, в метелях-то, — отрезала Дашка.— Ишь, вырядился, как петух на сеновале.
Гошка невольно засмеялся и обнял Дашку.
— Ты опять надсмехаться? — Гошка попытался поцеловать Дашку, и в это время через его плечо она увидела вывернувшуюся из-за магазина саврасую лошадь. Дашка вздрогнула, на какой-то миг растерялась, потом сильно оттолкнула Гошку и, чуть ли не растянувшись на ступенях, бросилась к дороге. Она бежала к дороге и видела, что лошадь набирает ход и что она может не успеть, тогда Дашка, кинувшись наперерез, громко закричала:
— Петра-а!
Но Петр Шалыгин, словно услышав этот ее крик, хлестнул лошадь кнутом, отворачиваясь от бегущей Дашки.
— Петра-а-а! — отчаянно завопила Дашка и, в самый последний момент успев зацепиться за сани, тяжело рухнула на них, волочась ногами по снегу. Один валенок слетел с ноги, но она этого не заметила, подтянулась и очутилась в санях, на мягком пахучем сене. Дашка счастливо засмеялась.
— Ах ты, Петра,— бормотала Дашка, зарываясь лицом в сено, — пенек лесной, мужик чудной. Удрать хотел от меня?! Чудной, как есть чудной.
А Гошка Еремеев, от неожиданности приоткрыв рот, с удивлением смотрел то на чернеющий в снегу валенок, то на быстро удаляющиеся сани.