Убогая постояла немного и двинулась дальше. Боголюбов схватил ее за руку.
– Вы не понимаете меня? Как вы вчера здесь оказались?
– Андрей Ильич, – выговорил подбежавший Саша, – что случилось?
– Вот это, – убогая нагнулась и потрогала нежные лепестки, – мышиные слезы. А это крокусы. Кудрявчики – гиацинты. Беленькие – подснежники. А тюльпанов еще нет. Тюльпаны только пролезают.
– Я вчера вас здесь видел. Как вы попали в парк?..
– Уезжай, – равнодушно сказала убогая. – Может, еще успеешь.
И скорой походкой двинулась в сторону темневших на ярком солнце деревьев. Боголюбов двинулся было за ней, но Саша его удержал.
– Что вы, Андрей Ильич? Она не в себе!
– Насколько не в себе? Вчера она здесь разгуливала, а ворота и калитка были заперты! С той стороны бетонный забор с колючкой, а с другой лес и речка! Как она попала в парк?
– С чего вы взяли, что она попала!
– Я ее видел! Из окна, как сегодня!
– Вы вчера были в музее? Как вы вошли?
– Дверь была открыта! – заорал Боголюбов. – Служебный вход!.. Я зашел, а эта Евпраксия разгуливала по парку!
– Ефросинья, – машинально поправил Саша. – Это совершенно невозможно. Каждую весну Анна Львовна…
При упоминании этого имени Боголюбов застонал, а Саша продолжал с недоумением:
– …непременно нанимает людей, чтобы обошли забор и заделали все дыры. Так повелось с тех пор, как туристы костер разложили и несколько деревьев погибло, они сгорели. Столетние липы! Музей в пять закрывается, сторож обходит парк, всех просит на выход, и так до утра. В выходные парк закрыт, Андрей Ильич.
Тут он посмотрел на Боголюбова как-то жалостливо и придвинулся поближе:
– Может, вам… показалось просто? Вы когда возле решетки гуляли, во сколько?
– Я не гулял, – выговорил Боголюбов сквозь зубы. – Я видел эту вашу Ефросинью со второго этажа из окна. Это она гуляла по парку!..
Саша засмеялся.
– Ну нет, это невозможно.
Тут Боголюбов вдруг сообразил.
Он вернулся к служебному входу, прошел коридорчик с лестницей, толкнул противоположную дверь и оказался во внутреннем дворе почти перед клумбой.
…Вот так она и зашла. Она просто открыла двери. Видимо, тот, кто ударил меня по голове и чуть не убил, тоже был на улице. По крайней мере в помещении его не было! Он вернулся, застал меня в директорском кабинете и ударил. Или это она ударила, убогая Ефросинья? Боголюбов огляделся, как бестолковая охотничья собака, потерявшая дичь. Следы? Какие здесь могут быть следы?!
Он ворвался в помещение и нос к носу столкнулся с Иванушкиным.
– Я вчера пришел сюда, – сказал он Саше. – Эта дверь была открыта, а ту я не проверял. Я поднялся на второй этаж. Директорский кабинет тоже был открыт.
– Как?!
Боголюбов взбежал по ступеням и вошел в кабинет. Там ничего не изменилось, только не было на столе белого кувшина с первоцветами. Папки с тесемками по-прежнему лежали в несгораемом шкафу. Боголюбов вытащил папки.
– Весь архив у меня в том кабинете, – сообщил Саша, вошедший следом, и махнул рукой куда-то в сторону. – Анна Львовна отдала, когда стала собираться. Какие-то незначительные бумаги у нее остались. Вы личные дела будете изучать? Я принесу.
Но Боголюбову было не до личных дел сотрудников. Он быстро перебирал папки.
Папка с надписью «Ремонт», папка с надписью «Личные дела»… Фанера первой категории!.. Зеленая папка, которую он едва успел открыть, исчезла!
– А зеленая? – беспомощно спросил он у Саши. – Здесь совершенно точно была еще одна, зеленая!..
Саша посмотрел на него и пожал плечами, но спрашивать «в каком смысле?» не стал.
Боголюбов сел в неудобное жесткое кресло с высокой спинкой и еще раз переложил туда-сюда папки.
– Мне нужно увидеть картину, которую подарили Анне Львовне, – сказал он наконец. – Устройте мне это.
– Да я даже не знаю…
– В каких отношениях она была с покойным директором?
Саша немного приободрился. Похоже, за последние полчаса он из нейтральной полосы значительно продвинулся в сторону противника, вот-вот окажется по другую линию фронта!.. Уж очень странно ведет себя новый начальник. Странно и подозрительно.
– Анна Львовна со всеми умела ладить, – сказал Саша и пристроился напротив. На этом стуле сидел Боголюбов, когда его ударили по голове. – И с директором она ладила прекрасно! Он ее уважал и с ней считался.
– Он признавал за ней первенство во всех вопросах?
– В каком смысле?
…Опять, что ты будешь делать?!
– Анна Львовна устраивала выставки, принимала иностранцев, гостей из Москвы и была лучом света в темном царстве, – неприятным тоном перечислил Боголюбов. – С ней все дружили, ее все любили. О том, что в музее до последнего времени был директор, никто и не вспоминал! И его такое положение устраивало?