– Наш музей без преувеличения – центр культурной жизни не только города, но и всего района. Усилиями Анны Львовны интерес к истории прививается и молодежи. Андрей Ильич, – обратился к нему Саутин, – я предлагаю за здоровье Анны Львовны выпить стоя!
Боголюбов моргнул и поднялся.
– А-а-а! – закричали от двери. – Ага-а-а!..
Асенька ни с того ни с сего уронила бокал с шампанским. Он зазвенел между тарелками, покатился, но не разбился. Александр Иванушкин оглянулся в изумлении. Модест Петрович пробормотал:
– Что такое?.. – и стал выбираться из-за стола.
Боголюбов вздохнул и одним глотком опрокинул в себя стопку.
– Без меня хотели?! Надеялись, не приду?! А вот фигу с маслом!.. Вы еще до рта не успели донести, а я уже тут! – продолжали бушевать у двери.
– Алеша, – растроганно сказала Анна Львовна, – Алешенька, дорогой!..
Дорогой Алешенька оказался дородным мужчиной в светлом плаще, шляпе и серой пиджачной паре. Раскинув огромные руки и чуть пританцовывая, он двинулся к Анне Львовне, сошелся с ней возле стола и облобызал троекратно, а потом еще приложился к ручке и замер в поклоне надолго. Все собравшиеся – сотрудники Андрея Ильича – любовались на них, у всех были умильные лица.
– Сперанский, – шепнул Боголюбову Модест, – сам!.. Обещал быть, и вот, видите, не обманул.
Андрей Ильич понятия не имел, кто такой «сам Сперанский», но на всякий случай тоже сделал умильное лицо.
В этот момент больше всего на свете ему хотелось оказаться в домике из трех комнатушек по ту сторону Красной площади. Пусть даже чудовище из-под крыльца хрипит и кидается – все лучше, чем представление, в котором он вынужден участвовать!..
– Алексей Степанович, вот радость! Мы и не надеялись!
– А я не с пустыми руками!.. Эй, как тебя звать? Костик, что ли? Костик, подай-ка там сверточек!..
Модест Петрович кинулся, оттеснил Костика и сам подал «сверточек» – по виду картину, упакованную в коричневую бумагу и перевязанную шпагатом. Вся компания воззрилась на коричневый прямоугольник в неком, почти религиозном предвкушении.
Боголюбов пожал плечами, подцепил вилкой кусок сала, пристроил на хлеб и откусил.
– Ну, молодежь!.. Помогайте, помогайте!..
С картины вмиг была снята бумага, новый гость взялся за раму с двух сторон и водрузил полотно на свободный стул прямо перед Анной Львовной.
Та сложила под подбородком пухлые руки и замерла. Все, кроме Боголюбова, который все откусывал от хлеба с салом, жевал и смотрел на кота и на герань, сгрудились у нее за спиной и замерли.
– Господи, – выговорила Анна Львовна, похоже, в экстазе. – Алешенька, угодил, вот угодил!
Словно получив разрешение, сотрудники Андрея Ильича разом задвигались и заговорили:
– Боже мой!.. Нина, посмотри! Александр, вы видите, видите?.. Как, неужели сам?! Да вы отсюда посмотрите, как свет падает!.. Алексей Степанович, вы не понимаете, какой это подарок!
– Модест Петрович, – попросила Анна Львовна в изнеможении от переживаний, – дай мне воды.
– Сию секунду, Анна Львовна!.. Может, капелек накапать?..
– У нее сердце очень больное, – шепнул Боголюбову Иванушкин, выбравшись из круга восторгавшихся. – Никаких волнений, ничего нельзя!.. Только положительные эмоции.
– А сейчас какие? Положительные или отрицательные? – уточнил Андрей Ильич. Александр странно на него взглянул.
– Алешенька, за что мне такое внимание? Вот спасибо тебе, дорогой мой, вот спасибо!.. Знаешь ведь, как мне угодить!..
– Это что, сам Сперанский картину написал? Специально для Анны Львовны? – на ухо спросил у Александра Боголюбов.
– Да что вы!.. Алексей Степанович Сперанский – знаменитый писатель!.. Он книги пишет, а не картины!..
Боголюбов окончательно запутался.
– А чья тогда картина?..
– Как чья?! Его отца, Степана Васильевича Сперанского. Он был превосходный художник, неоцененный, конечно! Анна Львовна гоняется за его работами. Просто гоняется!.. У нее особое чутье, она умеет художника разглядеть, хоть бы и не признанного! И поддержать умеет. А работы его только в коллекции его сына и нашего музея сохранились…
Боголюбов никогда ничего не слышал о превосходном художнике Сперанском, как и о его сыне, знаменитом писателе, и устыдился своего невежества.
– К столу, к столу!..
– Модест Петрович, еще бокальчик, Асенька свой уронила.
– Костик, подай бокальчик и прибери, видишь, в тарелке лужа!..
– Алешенька, ко мне поближе садись.
– Мы еще за Анну Львовну не выпили!..
Все разом вернулись за стол – одно место было занято портретом, и Боголюбову казалось, что теперь напротив него сидит крепкий бородатый старик с косой на правом плече. Бизнесмен Дмитрий Саутин договорил речь. Писатель Алешенька во время речи похохатывал и поглаживал руку Анны Львовны, и вообще главным теперь был он, и, казалось, все это понимают. На Андрея Ильича он не обращал никакого внимания, как будто не было за столом никакого Боголюбова.