Потом покряхтел, поворочался да, видать, и уснул. А Федя с Петром долго еще не спали, всё об одном думали: «Ишь ты, волк-оборотень? Пуля его не берёт!» А утром-то, как проснулись, слышат — самовар гудит, у стола хозяйка хлопочет, а горбуна на печке нет. Пётр на хозяйку глянул и рот раскрыл — красавица перед ним стоит; щёки румяные, глаза весёлые. Улыбнулась Петру, будто жемчугами сверкнула. Поставила самовар и с поклоном:
— Не пора ли к столу гостям дорогим? И Парфишка, работник мой, скоро вернется. Жеребчику вашему пошел сена задать. Утром-то я глянула — добрый конек!
Парни с лежаков вскочили, к столу подсели. Тут и Парфишка пришел, да сам невесёлый, да прямо с порога:
— Ночью волк, что за вами-то гнался, к соседу в овчарню забрался, порезал овечушек, то-то бабы щас убиваются.
Попили ребята чаю, а Парфишка всё в окошко поглядывал, поджидал будто кого-то. И говорит вдруг:
— Так и есть, опять Игнат к нам заворачивает.
Парни переглянулись:
— Чего мешкать, загостились уж.
С хозяйкой рассчитались. Федя-то первый к коню ушёл, а Пётр задержался — на хозяйку глянуть ещё раз хотел да заметил: у неё от лица кровь отхлынула, затряслась вся, сказала со вздохом:
— Господи, и чего ходит?! Житья нет!
В это время мужик вошел, не спросил никого, развалился на лавке. Хозяйка, бледней полотна, за занавеску юркнула. А мужик на парня рыкнул:
— Ступай-ка отселева, чего встал?!
А Пётр. стоит. Заметил, глаза у Игната этого, как у волка, зелёным огнём вспыхивают. Игнат разозлился, что парень взгляд его выдержал, медведем пошел на него. Пётр кулаки сжал, но хозяйка из-за занавески выскочила:
— Ещё не хозяин, чтоб в моём доме гостей обижать! — И Петру тут же: — А ты иди, парень, — беду на себя не накликивай.
А Петра будто сила изнутри подпирает. Глядит в упор на обидчика да и говорит:
— Уйду, коли он со мною пойдёт!
Игнат-то ногою чуть дверь не вышиб. А во дворе зарычал:
— Сейчас раздавлю! — Да видит, хоть сам здоровый, но и Пётр статный, и Федя недалече за оглоблю держится. Сверкнул глазищами:
— Встретитесь мне! — И за воротами скрылся.
Тут Парфишка из-под саней сразу вылез. Ребята и спросили:
— Кто Игнат-то такой? И почло боитесь его?
Почесался Парфишка да и сказывает:
— Приехал три года назад — как волку-то объявиться. А откуда — неведомо, да, вишь, всю деревню в кулак захватил. Люди говорят — силу колдовскую имеет. Кто ему поперёк, тому обязательно худо: пожар приключится, скотина падёт али сам сгинет. Как приехал-то, девку из хорошей семьи высватал, и за год со свету изжил. Отец с братом заступились было, да в степи на них волки напали, там и смерть приняли. А теперь, вишь, к Катерине, хозяйке моей, подкатывает. Я-то у родителя её в работниках был, царство ему небесное, теперь вот дочери век дослуживаю. Отец перед смертью просил не бросать, а то и замуж отдать за хорошего человека. Да только где Катерине замуж-то? Парни как узнали, что Игнат на неё. глаз положил, обходить стали, боятся связываться…— Покачал головой Парфишка: — А за Игнатом, ох, загибнет красавица! — и захромал в конюшюню.
Федя с Петром за ним отправились. Глядят, у коня полные ясли заданы, овса корчага насыпана, грива расчесана, косицами заплетена. Ребята и удивились!
— Кто ж это коня так ухолил?
А Парфишка руками развел:
— Я ить сена чуть только бросил, а кто-то и овса в корчагу насыпал! — Да тут же и ухмыльнулся: — Ко двору, видать, вы домовому нашему. Он это позаботился!
Запрягли ребята в кошевку коня, а Парфишка до конца деревин подвезти попросился. Как деревню проехали, на окраине горбун на дом брошенный показал:
— В нём, люди говорят, со всей деревни домовые по ночам собираются: в кости играют да бражничают.
Спрыгнул Парфишка, пошёл своим путем, а парни усмехнулись и домой покатили. Федя-то песню затянул, в Пётр молчаком ехал — Катерина-красавица перед глазами стояла, всё о ней думал. Как приехал, выпросил у начальства, чтоб на другой день послали в ту сторону. Груз до места доставил, к вечеру к Катерининой деревне Каурку направил, а как к деревне-то подъезжать, увидел — из околка Игнат вышел, руку поднял, глазами так и сверлит. Парень, однако, не струсил, остановил Каурого. А Игнат и зарычал:
— Живота лишишься, коли на двор к Катерине заедешь!
Пётр усмехнулся:
— Не заеду, коли от ворот поворот получу!
Дернул вожжами и покатил, а самого подмывает назад оглянуться. Отъехал чуть, слышит — конь захрапел, косится и с шага на рысь переходит. Обернулся — волк следом скачет. Парень винтовку в руки, прицелился хорошенько, спустил курок. Кувыркнулся серый и опять догоняет. Пётр еще раз выстрелил, а волку все нипочём. Схватил тогда парень нагайку, изловчился да и стеганул волка. Завертелся на месте он, отстал от саней.
А уж ночь, темно кругом. Пётр к деревне подъехал, глядит — на бугре, в дому брошенном, в окнах свет, из трубы дым валом. Ну, Петр и залюбопытствовал, завернул коня на бугор. Подкатил к дому, глянул в окно — старичков пятеро на скамейках круг топчана сидят, в кости играют. Сами росточком с кошку, бороденки до пупа, носы пуговкой. Один-то Петра увидел, лапкой махнул: заходи, дескать. Ну, парень и зашёл в дом. Присел на скамью и спрашивает: мол, кто такие? Старички рассмеялись, а тот, что Петра первый увидел, носишко выставил:
— Хозяева мы здешние — домовые. Аль не слыхал? Все про нас знают, да редко кому показываемся. Тебя-то я знаю — ить это ты с дружком давеча к Катерине на постой приезжал. Каурка твой мне шибко понравился. Оба с тобой мы лошадники. Потому-то у Катерины живу, что ямщики у ней останавливаются. Только объезжать стали деревню-то, и конюшня пустая.
— Ой худо, худо нам! — закивали домовые.— От колдуна Игната житья нет! Сам-то Игнат дома сидит, а душа по степи волком рыскает. Коли того волка убить, то и Игнат окочурится.
Пётр и говорит:
— Стрелял я в волка, да што толку-то — пуля его не берёт!
Старички в один голос и заскрипели:
— Есть на него управа! Только не пулею, силой рук своих убить его можно. Што в руках держишь, тем и убьёшь!
Вдруг домовые исчезли, а в дверь Парфишка-горбун просунулся, глядит удивлённо:
— Иду по деревне, смотрю — лошадь у дома! Чья, думаю. Подхожу — Каурка копытом бьет. Что за дело?! А это ты здесь похрапываешь да нагайкой во сне размахиваешь!
Огляделся Петр — в окне и впрямь утро забрезжило, а сам сидит на лавке, к стене притулился, в руке нагайку крепко сжимает.
Вышли Петр с Порфирием, парень — коня под уздцы и повёл ко двору постоялому, а по дороге-то рассказал, что к Катерине заехать решил, да вот в дом этот случайно забрел и уснул ненароком.
Вдруг видят — мужиков толпа обсуждает чего-то. Кто ругается, кто-затылок чешет, а кто просто стоит, понурив голову. Петр спросил: чего, мол, невеселы? Ему и говорят:
— А чего веселиться, коли волк нас одолел! Как ночь — к кому-нибудь заберётся. Для всех горе, один Игнашка довольный — тоже ведь волчья натура.
Ну, Пётр и давай сговаривать на охоту сообща отправиться. Мужики глядят — парень-то не из робких, сами осмелели. Друг дружку давай подталкивать:
— Чего боимся? Скопом-то, поди, одолеем разбойника!
Да и вспомнил кой-кто: мол, про Петра слыхали — на волка первый охотник. Вдруг сбоку кто-то зычным голосом:
— Об чем шум? Чего собрались?!
Глянули — Игнат подходит. Глаза будто кровью налиты. Растолкал всех, на Петра напустился: