А вот и те самые наглые губы. Он дотрагивается до них кончиками пальцев. Это… сексуально и порождает совсем неприличные картинки.
– Что? – скидываю с себя морок, силой воли возвращая себя на планету Земля, в родной город, любимое кафе.
– Я говорю, мороженое у вас очень вкусное. Надо себе такое же заказать.
– Сливочное с шоколадной крошкой, – срывается с языка быстрее, чем я могу подумать.
– Отлично, я запомнил.
Его пальцы скользят от губ по щеке, задевают рубцы. Взгляд становится жестче.
Мужчина выпрямляется, разворачивается, отходит от меня. Я же растеряно наблюдаю, как он садится на свое место, потеряв ко мне интерес.
С одной стороны, слава богу, что потерял, с другой, обидно – поматросил поцеловал и кинул.
«Лена, Лена, – выговариваю сама себе, пытаясь привести в приближенный к обычному ритм сердца, – ты же почти замужняя женщина, а обижаешься на чудовище, что он отстал от тебя!»
Чудовище между тем складывает руки на груди, приготовившись к продолжению разговора с моей дочерью. А у меня под ребрами раздается бой колоколов на разные лады. Словно сердце размножилось и каждый кусочек зазвенел своей мелодией.
– Помогло? – изменившимся, с нотками льда, голосом спрашивает чудовище у Маринки.
– Неа, – дочь внимательно разглядывает лицо мужчины, хмурит белесые бровки.
– Видишь, не работает твоя версия, – так же хмурится сосед, поглядывая на широкий циферблат далеко не дешевых часов на руке. – Есть еще идеи?
«О нет!»
– Мильен! – оживляется дочь.
Мужик, не слушай ее, беги! У Маринки в запасе точно есть миллион, а то и парочка миллионов идей, которые на ком–то надо поэкспериментировать, а тут такой удачный экземпляр.
– Жаль, прелестное дитя, на исполнение твоего «мильена» у меня нет времени. Пора на работу.
Оставив недоеденный обед, мужчина поднялся.
– Приятно было пообщаться, барышни, – протягивает руку Марине, пожимает ее пальчики. – Спасибо за десерт.
Последнюю фразу чудовище бросил мне. Из его глаз исчезли те озорные искорки, что зажглись в самом начале общения с Мариной. Сейчас в них кроме необъяснимой пустоты и разочарования я ничего не увидела. Надеюсь, он на полном серьезе не поверил пятилетке, что поцелуй сотрет шрамы с его лица?
Мужчина развернулся и направился к кассе. Только сейчас стало заметно, что он слегка прихрамывает. Расплатился за обед и через несколько секунд колокольчик над дверью оповестил всех о том, что чудовище покинул кафе.
Ну вот. Испортили обед человеку. Будет теперь ходить голодный и злой. Нехорошо получилось.
Дочь подбежала к окну. Прилипнув к нему мордочкой, несколько минут смотрела на улицу, а потом разочаровано притопала на свое место и плюхнулась на стул.
– Проводила?
– Угу.
Маришка взяла ложку и, подперев кулачком голову, начала ковыряться в воздушной разноцветной пенке, что осталась от растаявших шариков мороженого. Глядя на ее потухшее личико, ругать и отчитывать свое чадо за неподобающее поведение с незнакомыми людьми мне расхотелось. Она сама расстроилась, что ничего не вышло. И у меня остался неприятный осадок от испорченного обеда незнакомому человеку.
Сидим, молчим, гипнотизируем пиалы.
Дети, взрослые, подростки группками – все вокруг ходят, разговаривают, едят. Музыка негромко играет. Все как всегда в кафе и ничего не напоминает о случившемся инциденте. Только у меня губы до сих пор горят, в голове кисель, да дочь в упадническом настроении.
– Мам, – Марина поднимает на меня синие–синие грустные глазки. – Почему поцелуй не сработал?
– Не знаю, доча, наверное, потому, что мы не в сказке живем, а в реальном мире?
Она упрямо качает головой – не то я говорю, не верит она.
– Знаешь, – выдвигаю еще одну версию, – когда–нибудь этого дяденьку полюбит хорошая девушка, и он для нее будет самым красивым мужчиной на свете, не смотря на все его шрамы.
– И ему не нужно будет превращения? Разве так бывает?
– Бывает. И очень часто.
Маришка надолго задумалась. Талое мороженое стоит нетронутым.
– Заказать тебе еще порцию?
– Не, – машет головой из стороны в сторону, отчего косички подлетают и падают. – Не хочу.
И продолжает смешивать ложечкой две разноцветные пенки растаявшего мороженого.
– Пойдем домой? - невыносимо больше смотреть на страдальческое лицо малышки.
– Пойдем, – вяло отзывается дочка, кладет ложку и тихо выскальзывает из–за стола.