-- Владимир Исаевич. -- сказал я, -- давайте. "Некоторые аспекты динамической цифровой модели мозга" -- это же замечательно!
Шеф онемел. Он уже столько раз заговаривал со мной об этом, но я всегда изворачивался, ссылаясь на общественные нагрузки и семейные обстоятельства...
Наконец шеф обрел дар речи.
-- Молодец, Леня! -- прочувствованно сказал он. -- Только ведь она нудная, эта модель. Вы представляете, сколько там...
-- Представляю, -- сказал я. -- Очень даже представляю.
Шеф сочувственно посмотрел на меня и кивнул. Я тоже кивнул, чтобы показать, что оценил его сочувствие.
-- Ну что ж, -- сказал шеф, -- беритесь, Леня, а мы вас поддержим. Всю остальную работу я с вас снимаю, занимайтесь своей темой. Года вам хватит?
-- Хватит, -- не сморгнув глазом, соврал я. -- Безусловно, хватит.
На этом аудиенция кончилась. И начались сплошные будние праздники.
В качестве моделируемого объекта я решил взять собственный мозг. Во-первых, всегда под рукой; во-вторых, другого такого идеально среднего экземпляра нигде не найдешь; и не болел я никогда, и не кретин, и не гений, сплошное среднее арифметическое.
Так прошло девять месяцев -- вполне нормальный срок, чтобы родить модель. И тогда меня заело: работа сделана, модель построена. А дальше что? Какая из этого, к ляду, диссертация? Выводы-то хоть какие-нибудь должны быть! А выводы, как известно, не по моей части.
Конечно, есть шанс защитить и так. Недаром на каждого кандидата технических, филологических и прочих наук приходится минимум три медицинских -- статистика вещь великая. Но надеяться только на нее?.. Противно.
И тогда я вспомнил про Кольку. Мы с ним учились еще в школе. Потом вместе поступали на физмат. Он поступил, а я не прошел по конкурсу и подался на биофак.
Я пришел к Кольке с папкой, в которой могла бы уместиться рукопись первого тома "Войны и мира" и с бутылкой гамзы. Мы посидели, повспоминали. Потом я спросил:
-- Слушай, можешь ты посчитать на своей технике?
-- Что посчитать? -- Колька всегда на вопрос отвечает вопросом.
Я объяснил. Мне нужны были хоть какие-нибудь аналогии, закономерности, алгоритмы.
-- А для чего все это нужно? -- спросил он.
-- Надеюсь, что такое электроэнцефалограмма, ты знаешь? Ну вот. А это запись электрической активности каждой клетки мозга в течение сорока минут жизнедеятельности.
-- Популярно.
-- Как просил.
-- Ладно. -- сказал Колька. -- Оставь. Посмотрим, что из этого можно сделать.
На этом мое участие кончилось. Собственно, это всегда бывает так, и иначе, наверное, просто не может: я собрал факты, а выводы должен сделать кто-то другой. Только на этот раз выводы уж больно сумасшедшие... Что ж, скоро выяснится, достаточно ли они сумасшедшие, чтобы быть истиной, как сказал кто-то из великих.
НИКОЛАЙ
Леня пришел ко мне в конце апреля. Надо сказать, ему немного не повезло: приди он хотя бы месяцем раньше, я взялся бы за это дело сразу, но в мае надо было заканчивать две темы. и ничем посторонним я заниматься не мог А потом, когда мы кончили, я попросту забыл. Не то чтобы я был таким уж необязательным, просто, когда закрутишься вконец, забываешь обо всем. И вспомнил я о Лене только в июне. Надо отдать ему должное -- он ни разу не напомнил мне о себе, ни разу не поторопил. Такая деликатность даже удивила меня. Сперва я подумал, что ему все это попросту не так уж нужно; но потом, когда вспомнил Леньку лучше, -- ведь мы с ним не виделись несколько лет, -сообразил, что для него такое поведение вполне естественно: он отдал все мне и теперь ждал. Мне бы такой характер... Ждать я совсем не умею. И терпеть не могу. Леня сразу как-то вырос в моих глазах.
Короче говоря, в нюне я вспомнил о Лениной просьбе. Я возился с телевизором и неожиданно в развале на столе наткнулся на его папку. Сразу же раскрыл, посмотрел. И ничего не увидел. Нет, там были графики, формулы -все на месте. Но никакого физического смысла в них я не уловил В принципе оно понятно: я ведь в биологии вообще мало смыслю, а в такой специализированной области и подавно. Но у неведения есть и своя хорошая сторона -- вот она, пресловутая диалектическая двойственность! -- свежий взгляд. Не зная биологии, я мог надеяться увидеть то, чего нормальный биолог в жизни бы не заметил. Однако могучая эта теория на практике не подтвердилась. Во всяком случае сразу. Через несколько дней -- я в это время был в отпуске -- у меня уже выработался условный рефлекс: как только я брался за Ленины графики, на меня нападала безудержная зевота
Надо сказать, я вообще не доверяю способу "медленно и методично" и всегда был приверженцем метода "тыка". Конечно научно обоснованного "тыка". И ассоциативных связей
Я думал, с чем могут ассоциироваться эти кривые. Но в голову ничего не приходило.
"Посчитай на своей технике", -- сказал Леня. Но прежде чем считать, нужно сформулировать задание. Как? Ни малейшего намека я не видел. И тогда я стал безудержно экспериментировать. Это называется "алгоритм Мартышки". Той самой, которая "...то их на хвост нанижет, то их понюхает, то их полижет". Прежде всего наглядность. К счастью, Леня аккуратист -- мне не пришлось приводить его графики к единому масштабу. Я пробовал накладывать их. пробовал...
Говорят, лень -- двигатель прогресса. В самом деле: лень стало человеку пешком ходить -- автомобиль изобрел. И так далее. Меня тоже выручила лень. Чтобы не разглядывать часами эти дурацкие кривые, я пересчитал их и воспроизвел в звуковом диапазоне. Потом записал на магнитофон и начал прокручивать в качестве звукового сопровождения. А сам вернулся к телевизору.
Я живу в однокомнатной квартире на втором этаже девятиэтажного кооперативного дома. Народ в доме по большей части свой, институтский, в основном молодежь. Поэтому, когда я ставлю магнитофон на окно и запускаю его на полную громкость, возражении обычно не бывает. Во всяком случае, никто не приходит и не говорит: "Да заткните же вы свою проклятую машину!"