— Я родилась на Полли-стрит, — пояснила Салли с прежней таинственной улыбкой.
— Полли-стрит повезло!
— Какой же вы милый. А вот и Говард.
Он вышел им навстречу, схватил Эллери за руку и забрал его чемодан.
— А я уже думал, что ты никогда к нам не приедешь. Что ты сделала, Салли, похитила его?
— Мы выбрали другой, окольный путь, — ответил Эллери. — Говард, я от нее просто без ума.
— А я от него, Говард.
— Знаете, а тут сейчас все кувырком. Салли, Лаура рвет и мечет по поводу обеда. Кажется, там какой-то непорядок с грибами.
— Дорогой, это катастрофа. Эллери, простите меня. Говард проводит вас в дом для гостей. А я все сама проверю и налажу, но если вам что-нибудь понадобится и вы не сможете найти, то позвоните мне по внутреннему телефону Он там, в гостиной, и подключен к кухне в особняке. Ой, мне пора бежать!
Вид Говарда вывел Эллери из равновесия. Они расстались во вторник, сегодня был только четверг, но за полтора суток Говард постарел на несколько лет. Под его здоровым глазом красовалось темное пятно с сетью морщин, рот сжался от напряжения, губы растрескались, а кожа при ярком дневном свете казалась изжелта-серой.
— Салли объяснила, почему я не встретил тебя на станции?
— Не извиняйся, Говард. Ты и так слишком возбужден.
— Тебе и правда понравилась Салли.
— Я от нее с ума схожу.
— Нам туда, Эллери.
Дом для гостей был выстроен из красного бука и напоминал драгоценную гемму на прочном каменном фундаменте. От террасы центрального особняка его отделял круглый плавательный бассейн с широкой мраморной каймой, на которой стояли легкие плетеные кресла, столы под зонтиками и переносной бар.
— Ты можешь поставить пишущую машинку на краю бассейна и прыгать в воду в перерыве между абзацами, — сказал Говард. — Или, если захочешь уединиться… Пойдем посмотрим.
Дом для гостей состоял из двух комнат и ванной. Обстановка была выдержана в стиле сельской хижины — с большими каминами, громоздкой мебелью из гикори, белыми коврами из козьей шерсти и наглухо закрытыми шторами. Стены украшали гобелены. В гостиной стоял поразительной красоты стол, от которого Эллери долго не мог отвести глаз, — царственное изделие из гикори и воловьей шкуры, а в придачу к нему — вращающееся кресло с глубоким сиденьем.
— Это мой стол, — сообщил Говард. — Я принес его сюда из моей комнаты в особняке.
— Говард, я ошеломлен. У меня просто нет слов.
— Черт, я им никогда не пользовался. — Говард направился к дальней стене. — Но я хотел показать тебе вот что. — Он отодвинул висевший там гобелен. Оказалось, что под ним не было стены, а лишь одно большое окно.
Вдали, внизу, за обширным зелено-табачным травянистым ковром у подножия горы, раскинулся Райтсвилл.
— Я понял, что ты имел в виду, — пробормотал Эллери и опустился во вращающееся кресло.
— Как по-твоему, ты сможешь здесь писать? Ведь тебе придется довольно туго. — Говард улыбнулся, и Эллери небрежно осведомился:
— С тобой все в порядке, Говард?
— Все в порядке? Да, конечно.
— Говори, не стесняйся. Приступы больше не возобновлялись?
Говард вытянул шею, высоко подняв голову.
— Почему ты спрашиваешь? Я же сказал тебе, что у меня никогда…
— По-моему, у тебя немного потемнело лицо. Вот здесь, на скулах.
— Вероятно, это реакция на удары. — Говард озабоченно отвернулся. — А теперь пройдем в спальню, сюда. В ванной есть кабинка для душа. И вот тут, в углу, стандартная портативная пишущая машинка. Рядом ты найдешь бумагу, ручки, копирку, скотч…
— Ты меня окончательно испортишь, Говард. На Восемьдесят седьмой улице я привык к спартанской жизни. Но это великолепно. Поверь мне, великолепно.
— Отец сам спроектировал дом для гостей и оборудовал его.
— Необыкновенный человек, жаль, что я его до сих пор не видел.
— Это даже к лучшему, — нервно откликнулся Говард. — Ты познакомишься с ним за обедом.
— С нетерпением жду этого момента.