— Бурбон, — повторил О'Бэннон.
— Да, сэр, — с сомнением произнес Гас.
— Спек! — грозно заявила мисс Прентис. — Я, кажется, вам сказала…
— Допустим. Ну и что из этого? — Шея Фрэнсиса начала краснеть. — Что я должен делать в связи с этим?
— То, за что вам платят. Прыгать через обруч!
— Можете топать в редакцию сами, Мальвина, — спокойно сказал О'Бэннон. — Гас, бурбон!
— Тоже мне Гарвард! — презрительно фыркнула мисс Прентис. — Вы разговариваете как нью-йоркский мусорщик.
— Ну, я такой и есть, нравится вам это или нет, вы, посеребренная восковая фигура из Музея мадам Тюссо![109] — Фрэнсис вскочил на ноги, сорвал очки и швырнул их на пол с такой силой, что стекла разбились на кусочки.
— Спек! — Мальвина была в ужасе.
— Я вам не Спек! Гас, дадите вы мне, наконец, этот чертов бурбон? А вы, милочка, знайте, что я не имею к Гарварду никакого отношения. Я самозванец! Я позволял вам вытирать мною пол редакции, потому что мне это нравилось. Ну так больше мне это не нравится! — рявкнул он. — Можете подавиться вашей вонючей работой!
— Спек… — Мальвина запнулась.
— Меня зовут Фрэнсис Винсент Ксэвьер О'Бэннон, а теперь я собираюсь дать вам несколько имен, моя гордая красавица!
И Фрэнсис Винсент Ксэвьер О'Бэннон выполнил свое намерение настолько красноречиво, что среди клиентов Гаса воцарилось почтительное молчание. Слушая подробное описание своих качеств, Мальвина Прентис застыла с открытым ртом, являя собой воплощенное изумление. Закончив, Фрэнсис залпом осушил четверть бутылки бурбона, поданной Гасом, отсалютовал Эллери и вышел из «Придорожной таверны» в сопровождении одобрительного свиста и аплодисментов. Мальвина закрыла рот, испуганно огляделась, покраснела до корней платиновых волос и выпорхнула следом.
«Теперь эти двое объединятся, — подумал Эллери. — Так в итоге происходит и с двумя возможностями. Жизнь продолжается».
Оторвав взгляд от своих часов, он увидел в дверях Риму. Они встретились в центре салона возле столика, за которым мужчина в комбинезоне и с грязным пятном на носу тщательно выстраивал в ряд четыре стакана виски.
— Вы тоже стали детективом? — без улыбки спросил Эллери.
— Найти вас было нетрудно. Вы слишком знамениты.
— Я рад, что вы пришли, Рима.
— С вашей стороны было очень любезно подыскать мне работу.
— Вы разговаривали с доктором Буллом?
— Я звонила ему.
— Что он сказал?
— Задал мне множество вопросов и дал мне место помощника смотрителя в отделе живой природы.
— Уверен, что вам это понравится, Рима. Насколько я понимаю, у вас будет много работы на открытом воздухе. Когда вы начинаете?
— Доктор Булл сказал, что я могу приступать к работе в любое время. Я решила начать завтра утром.
— Отлично, — улыбнулся Эллери. — Рад, что это будет завтра. Прекрасный день для начала работы.
Рима выглядела так, словно была не вполне с этим согласна.
— Кроме того, — сказала она, — я не могла позволить вам уехать, не попрощавшись.
— Я вернусь, Рима.
— Да, из-за судебного процесса.
— Не только из-за него.
Широкоплечий парень в клетчатой рубашке весело окликнул Гаса.
— Не только, Эллери? — Было мучительно смотреть на красно-коричневые мешки у нее под глазами.
— Вы забыли мою лекцию в Итайоа, Рима? Я должен идти. Поезжайте со мной в такси на станцию.
— Лекцию? — переспросила Рима.
— Всегда существуют две возможности, — напомнил Эллери.
Лицо Римы слегка порозовело, и Эллери, выходящему вместе с ней наружу, где ожидал в своем такси Эд Хотчкис, пришла в голову не слишком оригинальная мысль, что ее улыбка походит на солнце, внезапно осветившее сумрачный мир.
109
Тюссо, Мари (1761–1850) — французская эмигрантка, изготовлявшая во времена якобинского террора 1793–1794 гг. восковые слепки казненных на гильотине, ее именем назван Музей восковых фигур в Лондоне.