— Кто ты? — Дидрих снова подмигнул, а после с чувством признался: — Ты мой сын, Говард Гендрик Ван Хорн А кем еще ты можешь быть?
— Я имел в виду, кем я был? Какая у меня фамилия?
— Разве я ее не назвал? Твоя фамилия была Уайи.
— Уайи?
— У-а-й-и.
— Уайи. — Казалось, что Говард попробовал ее на вкус. — Уайи. — Он покачал головой, как будто не ощутил в ней ничего приятного. — А имя у меня было?
— Нет, сынок. По-моему, они не сумели тебе его подобрать, махнули рукой и поступили вполне разумно — с точки зрения тех, кто тебя подобрал. По крайней мере, никакое христианское имя в записях доктора Сауфбриджа не упоминалось.
— Христианское, они были христианами?
— Да какая тебе разница? — удивилась Салли. — Христианами, иудеями, мусульманами… Ты тот, каким тебя воспитали. И больше не задавай вопросов!
— Да, они были христианами, сынок. Но я не знаю, какой конфессии.
— И ты говоришь, что они умерли?
— Да.
— А как они умерли?
— Видишь ли… сынок. Я думаю, Салли права. — Дидрих внезапно встал. — Мы уже слишком долго об этом рассуждаем.
— Как они умерли?
Глаза Уолферта заблестели. Он хищно смотрел то на Дидриха, то на Говарда, и его взгляды были острыми и злобными.
— Через десять лет после того, как они подкинули тебя к моему дому, у них на ферме вспыхнул пожар. И они оба сгорели в огне. — Дидрих устало потер голову. — Мне и правда жаль, сынок. С моей стороны это было глупо.
Сверкающие зрачки Говарда заворожили Эллери. Ему вдруг пришло в голову, что он может стать свидетелем начала очередного приступа амнезии, и эта мысль подействовала ему на нервы.
Он поспешил на помощь:
— Говард, конечно, это волнующая тема, и я тебя понимаю. Но Салли только что верно сказала — все вышло к лучшему.
Говард даже не взглянул на него.
— И от них ничего не осталось, отец? Может быть, старая фотография или еще что-нибудь?
— Сынок…
— Ну отвечай же мне, черт возьми!
Говард пошатываясь поднялся на ноги. Его настойчивость напугала Дидриха. Салли ободряюще сжала руку мужа, не отводя глаз от Говарда.
— Ну что же, что же… После пожара, сынок, какой-то родственник твоей матери приехал на похороны и забрал с собой немногие вещи, не поврежденные огнем. А сама ферма давно была заложена.
— Какой родственник? Кто он? Где мне его найти?
— Он исчез без следа, Говард. И вскоре уехал оттуда. У агентства нет сведений о его местонахождении.
— Ясно, — откликнулся Говард. А потом неторопливо, низким голосом спросил: — И где они похоронены?
— А вот это я могу тебе сказать, сынок, — без промедления ответил Дидрих. — Их похоронили на кладбище Фиделити, неподалеку от Райтсвилла. Две могилы рядом и один скромный памятник. Ну, как насчет кофе, Салли? — прогудел он. — Я бы выпил чашечку-другую, да и Говард…
Но Говард уже был на полпути к себе в студию. Он шел, широко открыв глаза, подняв руки и спотыкаясь.
До них донеслись его нетвердые шаги по лестнице.
А немного погодя они услышали громкий хлопок двери на верхнем этаже особняка.
Салли до того ушла в себя, что Эллери подумал: к ней теперь не подступишься.
Она упрекнула мужа:
— Дидс, ты дал ему крайне неудачный совет! К чему было откровенничать? Ты ведь знаешь, что Говарду опасно малейшее эмоциональное напряжение. А если бы с ним что-то случилось?
— Но, дорогая, — с горечью произнес Дидрих. — Я полагал, что правда ему не повредит. Он всегда так мечтал это выяснить.
— Ты хотя бы мог обсудить все со мной, чуть пораньше!
— Мне жаль, дорогая.
— Жаль! Ты видел его лицо?
Он с недоумением посмотрел на жену:
— Салли, я тебя не понимаю. Ты же сама думала, что, если Говард узнает, ему станет легче…
«Салли, вы вышли замуж за умного человека».
— Что-то я совсем запутался, — весело заметил Эллери. — И никто не просит меня раскошелиться за это на два пенни. По-моему, Салли, мистер Ван Хорн совершил единственный возможный поступок. Разумеется, новость ошеломила Говарда. Да и для любого, куда более уравновешенного человека это был бы настоящий удар. Поймите, Говард даже не подозревал о своем происхождении и много лет страдал от неведения — источника его несчастья. А когда шок пройдет…
Салли уловила суть сказанного. Он понял это, как только она закрыла глаза и обреченно махнула рукой. Однако она по-прежнему сердилась, чисто по-женски, и, возможно, слова Эллери рассердили ее еще сильнее.
— Что же, я могла и ошибаться, — нехотя признала она. — Извини меня, дорогой.