Заметив, как я бегу через сад, вы выехали на дорогу.
Скажу вам откровенно, мистер Ван Хорн. В ту ночь вы обыграли меня, как ветеран неумеху новичка. А ваш расчет времени был поразительно тонким. Вы не стали облегчать мне задачу, и не ошиблись. Вы дали мне достаточно оснований для иллюзий, и, если бы я ненадолго отстал, вы бы вскоре увидели, что я снова у вас на хвосте.
Дождь выручил вас, но и не будь в ту ночь дождя, вам все равно ничего не угрожало. Ведь вокруг царила тьма, а догадаться, что поздняя ночь окажется беспросветной, особого труда не составляло. Вы знали, что я не подъеду слишком близко и уж тем более не решусь вас остановить. Вы знали, — я не сомневаюсь, — что за рулем Говард, и, следовательно, мое дело было не вмешиваться, а приглядывать издалека.
На могиле Уаев вы набросились на памятник, пустив в ход молоток и резец, которые взяли в студии Говарда.
Последовавшие события говорят о безупречности ваших оценок людей и ситуаций. Кстати, этот талант, несомненно, способствовал вашим успехам в бизнесе.
Вы покинули кладбище и поехали домой. Вы знали, что я, как и прежде, не помчусь за вами по пятам. Вы знали, что я обязательно проверю надгробие после вашей атаки. Знали и то, что, возвратясь на Норд-Хилл, совершенно очевидно, сначала сниму промокшую одежду, а уж потом зайду в особняк, поднимусь наверх и выясню, у себя ли Говард. Разумеется, здесь был определенный риск, но рассчитанный риск — часть любого тщательно продуманного плана. Впрочем, не так-то он и велик был. По всей вероятности, мне не захотелось бы оставлять в особняке грязные следы, ведь на следующий день я вынужден был бы что-то объяснить, если бы, не боясь простудиться, появился там сразу.
Пока я переодевался и мылся в коттедже, вы нанесли завершающие штрихи в вашу мастерски созданную иллюзию на верхнем этаже особняка. Сняли с себя промокшие носки и заляпанные грязью брюки и ботинки Говарда и надели все это на него. Потом усадили спящего Говарда, продели его руки в рукава длинного пальто, расправили и застегнули на все пуговицы. А насквозь мокрую шляпу положили на подушку рядом с ним. И потом спокойно легли спать.
Вы не исключали в ваших расчетах, — сказал Эллери, — что я, возможно, не стану заходить в комнату Говарда до утра. Но непременно проведаю его — сразу или через несколько часов. А обнаружив Говарда спящим в мокрой и грязной одежде, неизбежно подумаю, что после этого отвратительного путешествия на кладбище у него начался очередной приступ амнезии.
Да, мистер Ван Хорн, вы совершили два преступления — нарушили заповедь, относящуюся к субботе, и обесчестили «родителей» Говарда. Но сделали это так умело, что провели меня как мальчишку и заставили поверить, будто нарушителем заповедей был Говард.
8
— Продолжайте, мистер Квин, — повторил Дидрих.
— Конечно, я продолжу, — откликнулся Эллери. — Позвольте мне перейти, наверное, к самому эффектному образу вашего психологического мастерства.
В прошлом году я с наивной самонадеянностью доказал, что Говард нарушил заповедь «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего». И особо подчеркнул, что Говард упорно отрицал правду. То есть отрицал, что отдал мне ожерелье Салли для залога в ломбард. Разумеется, все было верно — он отдал мне ожерелье для залога в ломбард и солгал, сказав, что не делал этого.