Вы на редкость проницательны, мистер Квин. И должны знать, что все сделанное не вызывает у меня ощущения победы или удовлетворения. Ну а если вы раньше не поняли, то поймете сейчас, просто увидев, во что я превратился. Как там говорится в «Короле Лире»? «Трепещи, ты, чьи преступные деянья скрылись от правосудия». Для человека, который уже на три четверти мертв, разве этого наказания не достаточно, мистер Квин?
Но Эллери ответил:
— Нет.
Дидрих поспешно проговорил:
— Я очень богат, мистер Квин. Допустим, я предложу вам…
Но Эллери снова ответил:
— Нет.
— Простите, — откликнулся Дидрих и опять кивнул. — Я сказал это не подумав. Такое предложение недостойно нас обоих. Мы оба можем сделать массу добрых дел. Назовите какое-нибудь благотворительное общество, и я выпишу чек на миллион долларов.
Но Эллери в третий раз ответил:
— Нет.
— На пять миллионов.
— Вам не помогут и пятьдесят.
Дидрих промолчал. Однако вскоре произнес:
— Я понимаю, сами по себе деньги для вас ничего не значат. Но подумайте о власти, которую они вам дадут…
— Нет.
Дидрих вновь промолчал.
И Эллери тоже не проронил ни слова.
Молчал и кабинет. В нем не было слышно даже тиканья часов.
Наконец Дидрих сказал:
— Но должны же вы с чем-то согласиться. У каждого человека есть своя цель. Могу ли я предложить вам хоть что-нибудь, способное удержать вас от визита в полицию, к Дейкину?
И Эллери впервые ответил:
— Да.
Инвалидное кресло быстро подъехало к столу.
— Что же именно? — взволнованно спросил Дидрих. — Что? Назовите мне, и оно станет вашим.
Рука Эллери в перчатке достала что-то из ящика стола. Он держал «курносый» «смит-и-вессон» 38-го калибра с бесшумным предохранителем. Эллери впервые увидел револьвер в тот вечер, когда Ван Хорн показал ему сейф с рифленой дверцей.
* * *Рот Дидриха искривился, но больше он ничем не выдал себя.
Эллери опять положил револьвер в ящик. Но не стал его закрывать. Он поднялся с кресла.
— Сначала напишите записку. Отыщите любой предлог, способный прозвучать правдоподобно, — тоска, неизлечимая болезнь.
Я подожду за дверью кабинета. Вряд ли вы сейчас унизитесь еще больше и попытаетесь всадить в меня пулю, но если нечто в таком роде и пришло вам в голову, то лучше забудьте. К тому времени, когда вы подъедете в вашем кресле к столу и возьмете револьвер, я уже буду в другой комнате и скроюсь в темноте. По-моему, мистер Ван Хорн, это все.
Дидрих посмотрел на него.
Эллери окинул его ответным взглядом.
Дидрих неторопливо кивнул.
Эллери поглядел на часы:
— Я даю вам три минуты. — Затем он бросил прощальный шор на стол, кресло и пол. — Прощайте.
Дидрих не ответил ему.
Эллери быстро обошел стол, миновал инвалидное кресло с угрюмо молчащим стариком, пересек кабинет, открыл дверь и растворился в темноте соседней комнаты.
Он замедлил шаги и подождал, стараясь не прислоняться к стене. И поднес наручные часы поближе к лицу.
Через несколько секунд светящийся циферблат начал приобретать форму.
Прошла минута.
В кабинете было тихо.
Еще двадцать пять секунд.
Он услышал скрип пера.
Перо скрипело в течение семидесяти пяти секунд. Затем скрип прекратился, сменившись новым звуком — негромким лязганьем инвалидного кресла.
Но вот смолкло и лязганье инвалидного кресла.
А потом раздался еще один звук — щелчок.
И почти сразу после него — выстрел.
Эллери отодвинулся от стены и прошел вдоль полосы света, падающего из открытой двери кабинета.
Он заглянул в кабинет.
Потом повернулся и не спеша направился по комнате к коридору и парадной двери.
Когда он открывал парадную дверь, то услышал, как распахнулась дверь наверху, а за ней вторая и третья. Уолферт? Лаура? Старая Христина? До него донесся тонкий, скрежещущий голос Уолферта, эхо от которого отдалось во всем доме:
— Дидрих! Это ты, там, внизу?
Эллери бесшумно закрыл парадную дверь. В доме зажегся свет.
Но его ноги уже ступили на подъездную дорогу Ван Хорнов, и началось долгое ночное путешествие обратно в Райтсвилл.
ПРИМЕЧАНИЯ
1
Французские фашисты. (Здесь и далее примеч. пер.)
(обратно)