Все те же поля, те же холмы, то же небо.
Эллери невольно вздохнул.
В этом и состоит очарование Райтсвилла, решил он, спустившись с чемоданом на платформу и поискав глазами Говарда. Даже приезжий чувствует себя здесь как дома. Легко можно понять, почему десять лет назад в Париже Говард показался ему таким провинциалом. И пусть вы, как Линда Фокс, любили Райтсвилл или, как Лола Райт, ненавидели его, но уж если вы тут родились и выросли, то город останется с вами за семью морями и четырьмя углами.
Но где же Говард?
Эллери побрел к восточному концу платформы. Оттуда хорошо просматривалась авеню Аппер-Уистлинг, протянувшаяся через Лоу-Виллидж к одному из парков на площади. Любопытно, подают ли еще в чайной мисс Салли ананасные муссы с орехами — фирменный знак райтсвиллского хорошего тона — и можно ли вдохнуть аромат «изысканной» смеси из перца, керосина, кофейных зерен, ботинок на каучуковой подошве, уксуса и сыра в супермаркете Сидни Готча. По-прежнему ли прочесывают окрестности Данс-ленда в Гроуве озабоченные матери, ищущие вечерами своих детей, по-прежнему ли…
— Мистер Квин?
Эллери обернулся и увидел рядом с платформой огромный джип, способный испугать любого своими размерами. За рулем сидела приветливо улыбающаяся девушка.
Несомненно, он когда-то видел ее в Райтсвилле. Облик девушки был ему смутно знаком.
На дверце машины красовалась позолоченная надпись: «Д. Ван Хорн».
Говард никогда не упоминал о сестре, черт бы его побрал! Да еще о такой хорошенькой.
— Мисс Ван Хорн?
Девушка удивленно взглянула на него:
— Я просто поражена. Разве Говард не говорил вам обо мне?
— Даже если и говорил, то его слов мне было недостаточно. Я ими не насытился, — галантно откликнулся Эллери. — Почему он не сказал, что у него красавица сестра?
— «Сестра». — Она тряхнула головой и рассмеялась: — Я не сестра Говарда, мистер Квин, я его мать.
— Прошу прощения?
— Ну, вернее… я его мачеха.
— Значит, вы миссис Ван Хорн? — воскликнул Эллери.
— Это наша семейная шутка, — с озорным видом заявила молодая женщина. — И я так долго вас боялась, мистер Квин, что не сумела устоять перед искушением и рискнула встретить вас сама. Так сказать, для первой примерки.
— Боялись меня?
— Говард о вас часто вспоминал и говорил, что вы очень милый. Но вы же настоящая знаменитость, мистер Квин. У Дидриха собраны все ваши книги. Мой муж считает, что вы величайший мастер разных загадочных историй и равного вам нет в целом мире. А я несколько лет скрывала от близких свою тайну. Однажды я видела вас в Лоу-Виллидж, вы ехали вместе с Патрицией Райт в ее автомобиле с открытым верхом. Тогда я подумала: ну как же ей повезло, она самая счастливая девушка в Америке. Мистер Квин, это ваш чемодан вот здесь, на платформе?
Во всяком случае, начало было приятным и обнадеживающим.
Эллери уселся рядом с Салли Ван Хорн, почувствовав себя важной шишкой, настоящим мужчиной, и нелепо позавидовал Дидриху Ван Хорну.
Когда они отъехали от станции, Салли пояснила:
— Говарда до того расстроила перспектива проехаться по городу с разбитым лицом, что я попросила его остаться дома. Но сейчас я сожалею об этом. Но ни словом не обмолвиться обо мне! Немыслимо.
— Простая справедливость побуждает меня оправдать мошенника, — заявил Эллери — Он упоминал о вас, но как-то вскользь. Дело в том, что я не был готов…
— Встретить такую молодую?
— Ну да, нечто в этом роде.
— Вы не одиноки. Наш брак многих изумляет. Ведь когда я вышла замуж за Дидриха, у меня появился сын старше меня самой. Вы, кажется, незнакомы с моим мужем?
— Не имел удовольствия.
— Дидса никто не считает стариком. Его и пожилым-то не назовешь. Годы в его случае ничего не значат. Он громадный, сильный и удивительно молодой. Да к тому же, — с легким вызовом добавила Салли, — красивый.
— Я в этом уверен. Говард тоже до отвращения напоминает греческого бога.
— Нет, они совершенно не похожи. Рост и фигуры у них одинаковые, но Дидс черный и уродливый, как старый орех.
— Но вы же сами назвали его красивым.
— Так оно и есть. Когда мне хочется его подразнить и довести до белого каления, я говорю, что такие уродливые красавцы мне еще не попадались.
— А вам не кажется, что ваше определение звучит парадоксально, — хмыкнул Эллери.
— Вот и Дидрих того же мнения. А потом я говорю, что такие красивые уроды мне еще не попадались, и он вновь сияет от удовольствия.