Но что бы там не переменилось, в состязаниях на празднике Хаддада она участвовала неизменно. И всегда побеждала. Пока.
Обычно она выбирала себе противников. Сегодня вызвали ее, что уже заставило насторожиться. Противник казался совершенно безобидным. Такой же безобидной, наверное, казалась Дарда, впервые вступив в круг. Был он пришлый, откуда-то из западных княжеств Нира. Не профессиональный боец, не разбойник, не вор – скорее всего – деревенский парень, поднаторевший в поединках на праздниках урожая. И оружие он выбрал такое, какое никто кроме крестьянина оружием не счел бы – цеп.
Дарда никогда им не сражалась, но сразу увидела преимущества, которые цеп может принести в бою. Она, пожалуй, предпочла бы, чтоб сегодня у нее в руках был привычный посох. Пастушеское оружие против оружия землепашца – это было бы зрелище!
Но сегодня, как на зло, она выбрала меч с изогнутым лезвием, не зимранскую фалькату – среди таких невозможно было подобрать клинок под женскую руку, а дебенский меч. В Дебене и Хатрале работали клинки любого веса. Как полагалось в поединках во дворе Хаддада, он был затуплен.
Парень с цепом был невысок, жилист, скорее ловок, чем силен. Чтобы перехватить и вырвать меч из ее руки, именно ловкость и нужна. Но, пожалуй, он был пока недостаточно ловок. Не успел еще научиться. Все впереди… Зрители его освистывали. Он был чужой, он был деревенщина, он посмел бросить вызов их Паучихе! Будь он красавцем и атлетом, он бы искупил все эти недостатки. А так – ничего особенного. Обычный парень в грубой рубахе до колен. Борода только пробивается. Шапка плотных кудрявых волос, почти такая же, как у Дарды, только не рыжая, а черная. Хотя из-за необычного оружия у Дарды, в отличие от зрителей, он вызывал определенное сочувствие. И здешние зрители забыли, что она также родом не из Каафа, но она-то помнила. Если бы бой был учебным, проигрыш не волновал бы ее. Но сейчас она обязана была победить. В то же время увечить парня Дарда не хотела. Он не виноват, что она не может себе позволить проиграть.
Поэтому она тянула время. При том, что она задумала, нападать было нельзя. Нужно было ждать, пока нападет противник. Приоткроется. И дождалась.
Это было не так трудно сделать. Когда у тебя в руках не боевой, а затупленный меч, противник будет беречь руки, ноги, плечи, шею – все, что может пострадать от удара тупым лезвием. Но Дарда нанесла короткий рубящий удар по торсу справа. И тут же отскочила.
Парень с цепом как будто и не заметил удара. Наверное, ему приходилось терпеть боль и посильнее. Публика, ожидавшая эффектного окончания поединка, также пребывала в недоумении. Однако Дарда знала точно, куда и как бить. Изогнутый клинок вдобавок оказался полезен, с прямым такой финт провести было бы труднее.
Действительно, через несколько минут движения противника утратили прежнюю ловкость. Он двигался медленнее, и Дарда видела, несмотря на загар и пыль на его лице, как он побледнел. Похоже, он и сам не понимал, что ему мешает – ведь его ударили не так сильно. Что поделать, друг, сломанное ребро – увечье не смертельное, и не особо опасное, но рукой в этом случае не шибко помашешь. Уж очень отдает. А драться левой он не привык, это Дарда тоже сразу отметила.
Еще немного, и он стал запинаться, – у него явно перехватывало дыхание. Сморщился от боли, затем бросил цеп на землю – признал поражение. Хорошо. Разумный юноша. До следующих состязаний ребро срастется, а там посмотрим.
Преподобный Нахшеон сделал знак служителям, чтоб встретили побежденного. Он тоже был не слепой, и видел, что парень нуждается в присмотре лекаря. Это храм Хаддада своим бойцам обеспечивал. Один служитель должен был проводить пострадавшего к лекарю, другой – проследить за сохранностью его оружия.
Не обращая внимания на крики толпы, Дарда направилась к своим сандалиям, которые сбросила, согласно правилам. Поскольку одежда бойцов правилами не регламентировалась (запрещены были только доспехи во всех их разновидностях), одета Дарда была так же, как обычно в последнее время – в свободные штаны и рубаху, перехваченные широким поясом. Она бы наверное удивилась, поняв, что и в этом бессознательно подражает Ильгоку. Волосы она перестала заплетать в косы, а, чтоб не лезли в глаза и заодно, чтобы уберечься от солнца, обматывала голову куском полотна. Она засунула меч за пояс наподобие тесака, и подтянувшись на перегородку, стала застегивать сандалии. Сидеть на ограде не полагалось, но Дарда позволяла себе делать многое из того, что не положено. Публика уже успела забыть о ней, увлеченная новым зрелищем – рукопашным поединком борцов из Дельты и Калидны. Причем, если поединщики из приморских государств на состязаниях бывали часто (в основном, это были охранники торговых караванов), то бойцов из Дельты, как фехтовальщиков, так и борцов здесь видели едва ли раз в несколько лет. Поэтому немудрено, что зрителей поглотил азарт, и впору было посочувствовать преподобному Нахшеону, который не только не мог делать ставок, но и обязан был запрещать это другим. Увы! Победа должна была принадлежать только Хаддаду. Хотя многие, несомненно, думали по-иному.
Дарда покончила с обувкой, и распустила край головной повязки, чтобы прикрыть нижнюю половину лица – так она часто теперь поступала. В этот миг кто-то сзади сказал ей в самое ухо:
– Слушай, Паучиха, я все думаю – почему ты работаешь одна?
Дарда знала этот голос – низкий, насмешливый и вкрадчивый. И человека, которому этот голос принадлежал, тоже знала, хотя и не близко. Его звали Лаши, и занимался он тем же, что и она. При том, что был коренным жителем Каафа. Сызмальства промышляя кражами и мошенничеством, он сумел обрести определенный статус в одной из воровских шаек, но в прошлом году вожакам ее крупно не повезло – то ли перестали платить мзду кому нужно, то ли ограбили не того, кого надо, то ли просто попались с поличным – а в Каафе это сильно не уважали. Короче, их повесили, а некоторых, рангом пониже, продали в рабство. Лаши уцелел, но с тех пор ни к кому не прибился. Что касается его вопроса, то Дарда многое могла бы ответить. Например, что не желает ни от кого зависеть. Или, что она не будет выполнять ничьих приказов, а другие не позволят приказывать ей. Однако она сказала всего лишь:
– Одна я удачлива. А хватит ли моей удачи на других?
Большинству жителей Каафа этого ответа было бы достаточно. Лаши, очевидно, от большинства отличался.
– Могло бы хватить. Если распорядиться ей с умом.
Дарда посмотрела на собеседника через плечо. Он был выше среднего роста, худой, костистый, с лицом, которое доброжелательный созерцатель назвал бы тонким, а враждебно настроенный – вытянутым. Внешность, какая в Каафе встречается на дюжину если не двенадцать раз, то с десяток: темные, почти черные волосы и борода, карие глаза, крупный рот, длинный горбатый нос – для мужчины это не считалось недостатком. Лаши был старше Дарды лет на шесть-семь.
– Хвала богам, наш любимый Кааф не бедствует, – продолжал он. – Я бы даже сказал, здесь собираются богатства пяти стран. И здесь вместо того, чтобы резать кошельки и глотки припозднившимся гулякам, можно проворачивать большие дела. Если подобрать людей поумней и половчей.
Стало быть, Лаши собирается сколачивать собственную шайку.
– Если тебе нужно, чтоб я прыгала через стены и бегала по крышам…
– Нет, – прервал он ее. – И драться мы тоже умеем неплохо. В Каафе полно людей, которые знают, что нужно сделать. И мало кто знает, как.
Когда-то она уже слышала нечто подобное. С точностью до наоборот: "Ты хочешь знать как, не хочешь, зачем".
– Предположим, я придумаю, как сделать, – медленно сказала она. – Да кто согласится выполнять?
– Я соглашусь. Может, найдутся и другие.