— Честно, я их не очень… — признался Илюшка. — Лучше с мальчишками…
— А по-моему, что за человек, если даже девчонок боится. У нас в школе таких и за мальчишек не считают.
— Да я не боюсь, просто не хочу с ними.
— Не хочешь — значит не умеешь. А настоящий мальчишка все умеет.
Посидели молча. Но Илюшка не мог ни молчать долго, ни бездействовать:
— Ладно, — сказал он ей, вставая, — я и тебе принесу камни. Хочешь?
— Очень хочу.
— Тогда побегу искать.
— А хочешь, и я с тобою?
— Ни, не угонишься. Один быстрее.
— А вот угонюсь — беги!
— Ты хитрая, — без упрека, даже одобрительно сказал Илюшка. — Ладно, бегим.
— Не бегим, а бежим.
— А, все равно…
На бивак возвращались окружным путем. Мимо свинофермы.
Азату захотелось попить, и он забежал в одну избу, в другую. Никого нет. Увидел глухой сарай, без окон. Заглянул туда. Только открыл дверь, как оттуда вырвался прездоровенный боров. Пудов на двадцать, не меньше. Азат никогда не видел таких огромных. Очень породистый, наверно. Один пятачок у него с лицо человека. Все это разгляделось потом, а сразу он перепугался и пустился бежать. А боров за ним. Опасливо оглядываясь, Азат летел со всех ног. С таким лучше не связываться: куснет — ногу перекусит. Боров быстро запыхался и отстал. Но налетела девчонка и стала кричать, зачем он выпустил борова. Сам выпустил — сам и загоняй. Такой гвалт подняла, хоть и от нее спасайся. «Ладно, — решился, наконец, Азат, — помогу ей загнать борова». Сломил длиннющий прут и побежал за ним. А тот и не думал возвращаться в свою берлогу. Видно, сидеть там невесело и лучше на воле. Едва Азат приблизился к нему, как боров снова припустился за ним. Играет он или собирается кусаться — тут не разберешь. Но подопытным кроликом Азату быть не хотелось. Пришлось снова тикать. Ребята как раз тоже вышли к ферме. Они глядели, как Азат бегал от борова и во все горло хохотали над ним.
«Вам хорошо, чертякам, — рассердился Азат, — а тут попробуй справиться с таким верзилой». И сколько ни гонялся за ним, проку не было. Спасла его та же самая девчонка лет тринадцати, что набросилась на него минуту назад. Выскочила с ведром в руках и — к борову.
Тот, видно, лакомка, понюхал ведро и покорно поплелся за девчонкой. Азат лишь завистливо поглядел на нее и не преминул не похвалить:
— А ты смелая!
— Не такой, как ты! — сверкнула глазенками девочка, щекоча рукою борова за ухом. — В другой раз не выпускай — сам загонять будешь. Тебе чего надо-то?
— Попить хотел.
— Иди вон в ту избу, сейчас принесу, — и указала рукой, куда идти…
В лагерь вернулись с заходом солнца. Усталые, голодные и все же радостно возбужденные: их по-детски забавляло даже пустячное приключение.
Вечернего университета на этот раз не было. Грек всех уложил спать. Даже Илюшку, который, отогнав домой лодку, остался ночевать в лагере. Бели надо, он готов сопровождать ребят хоть на край света.
Едва улеглись, как где-то вблизи послышалось овечье или козье блеяние. Сенька выглянул из палатки. Как раз вечером заходили пастухи и искали двух овец, отбившихся от стада. Но животных не видно. Затем все стихло. А прошло минут пять — снова блеют. Что за наваждение. Сенька прошел к костру. Будить никого не надо, а поймать бы тех овец неплохо. Не то еще нарвутся на волка, и поминай их как звали.
Выполз из палатки и Илюшка:
— Ты чего, Сеня? — спросил он.
— Слышал, овцы? Вот бы поймать их, а придут пастухи — заберут.
Илюшка засмеялся.
— На что им такие овцы. То же птица — козодой зовется. Она и кричит. Кто не знает, всегда думает — овцы.
Сенька рассмеялся. А послушаешь, прямо коза или овца. Странная птица, и название у нее странное.
— Раньше, говорят, верили, будто она коз ночью доит. Потому и такое название ей, — пояснил Илюшка.
— Это кто же сказал тебе?
— Мамка говорила.
— Ты дивный парень.
— Все говорят.
— Прямо мужичок-с-ноготок.
Илюшка усмехнулся:
— Меня и отец так зовет.
— Ладно, идем спать.
Оба вернулись в палатку и быстро уснули.
Когда Илюшка открыл глаза, весь бивак уже шумел. Вот-те и раз! Проспал. Мигом вскочил на ноги, тут же, у палатки, сделал зарядку и побежал умываться к озеру.
Лагерь быстро свертывался. Решили переместиться за кордон, неподалеку отсюда. Платон Ильич осмотрел у Юрки ногу. Рана стала затягиваться. Стоит, однако, походить, и разбередить ее ничего не стоит. А сутки-другие покоя, и рана заживет. Правда, есть еще и боль в ступне — от растяжения. Значит, опять нести. Не оставлять же его здесь, в горах. Нетерпеливый, он наверняка сбежит, и беды с ним не оберешься. Да и травмировать его душу ничем не хочется. Как ни трудно, а надо нести.