— Еще, еще расскажите! — настаивали ребята.
— Хотите про волшебный камень? Тогда слушайте.
Помолчал, видимо, собираясь с мыслями. Ребята придвинулись ближе, застыли в напряжении. Что он скажет им? О чем поведает?
— С давних пор, — начал Корней Ильич, — жило поверье — есть волшебный камень. Найди такой и ступай себе в горы. Он покажет, где золото, где ценнейшие самоцветы, где несметные клады. Тогда бери сокровища, и они твои. Одно помни — лишь на доброе дело. А пустишь на злое — вся сила камня пропала, и с ним ничего уже не найдешь.
— А какой такой камень? — не утерпел Азат.
— Сказывали, зеленый, лучистый, тверже железа. Отграни его — глаз не оторвешь. Только найти его страшно трудно. А найдешь — чтобы отколоть хоть, кусочек, не у всякого сил достанет.
— А вам случалось видеть такой камень? — не унимался Азат.
— Случилось однажды. Был бедолага один, следопыт знатный. Любой самоцвет знал. И искать умел. Рассказывал, добыл он волшебный камень. Глыбу нашел. Топором рубит — топор крошится. Молотком орудует и молот не берет. Все же исхитрился. Отколол кусочек. Отгранил и видит — он самый, волшебный, значит. Взял и в горы с ним. И что вы думаете — золотую жилу сыскал. А с радости и запил. Жене горе, детям горе. Камень и потускнел. Вся сила в нем пропала; Загоревал мастер, опять — в горы. Но сколько ни ходил — исчез тот глыбун, будто сгинул вовсе. А почему? Не на доброе дело пустил жилу. Волшебство-то и исчезло.
Глаза у ребят разгорелись. Слушать бы только да слушать, а старый камнерез уже замолчал.
— Дельное поверье, — сказал профессор, — и в нем свой глубокий смысл. Чист и тверд ты душой — всего достигнешь. А нет — на успех не рассчитывай. Я так понимаю твой рассказ, Корней Ильич! — растолковал Бахтин.
— Пусть так, — согласился он, — люди ничего не придумают зря.
— А заметили, — встрепенулся вдруг Сенька, — камень-то зеленый, лучистый и тверже железа. Ни дать, ни взять — нефрит. Все приметы сходятся. Значит, видели его на Урале, знали, ценили. Даже легенды складывали.
— Видели и знали, — подхватил Юрка, — а мы ходим-ходим, ищем-ищем, и ничего нет.
— Ну, и что ж. А я верю — есть тут нефрит, и мы найдем его, наш волшебный чудо-камень. Непременно найдем.
Спуск к реке Ай оказался довольно крутым и местами опасным. Каменные осыпи, останцы очень осложняли путь. Нести Юрку стало еще труднее. Спотыкались, падали, едва удерживая носилки. Больной сколько раз порывался с носилок, но и Платон Ильич, и ребята оставались неумолимыми. Стиснув зубы, они продолжали путь. Часто останавливались. Одни отдыхали, другие искали камни, собирали образцы. С каждым километром их рюкзаки становились тяжелее и тяжелее. Хорошо, что еще из Бакала отправили почтой собранное ранее. Не то не смогли бы унести теперь и половины.
Не устал один Петька. Шел далеко впереди и с вызовом не хотел нести Юрку. Дескать, говорил оставить, а вы упрямились. Тогда и несите сами. Юрку это очень задевало.
Погода стала портиться. Южный ветер пригнал хмурые тучи. Они окутали горы, укрыли их гребни, поползли вниз по склонам. Сырой промозглый воздух казался довольно холодным. Костюмы промокли, ботинки сделались тяжелыми, мешали движению. Сейчас бы в сухую избу, да тарелку горячих щей, кружку обжигающего чаю — ничего лучше не надо! Только ничего такого не будет. Нужно успеть лишь засветло пробиться к реке, выбрать получше место и разбить лагерь. Да подсушиться у жаркого костра, хотя развести его теперь нелегко.
С гор побежали ручьи. Мутные, гремучие. Пить из таких невозможно. Как все будет трудно сегодня! А что, если зарядит такой дождь на неделю?
Усталые, изможденные, спустились ребята к реке Ай. Выбрали над ней площадку у самого родника. Им повезло: ни один из горных потоков не попал в родник, и вода в нем довольно чистая. Иначе — беда. Пришлось бы коротать ночь без свежей воды. Их фляжки почти опустели.
Работа закипела. Азат забрался на корявую сосну и стал рубить сухие ветви. Петька собирал сушь внизу. С гор быстро спускались сумерки. Не успело еще стемнеть, как запылал костер. Нет, запылал он не сразу. Азат долго разжигал его, раздувал. Израсходовал чуть не весь неприкосновенный запас спичек, хранимый Альдой как раз на случай такой погоды. Лишь потом уже костер разгорелся, запылал.
Стало зябко. Площадка защищена с одной стороны лесом, с другой чуть не отвесной скалою. А с реки и с севера вовсе открыта. Стало холодно, темно. Лес наполнился таинственным шорохом, с деревьев падали крупные капли дождя, и все сделалось неуютным, неприветливым и неприглядным.