Он сделал небольшую паузу. Пока он молчал, мое сердце не билось. А Писатель даже закрыл глаза.
– …поднять свой гонорар. И расходы еще возрастут.
– Что?
– Да, вы не ослышались. И если Президент не готов к самому страшному, то лучше согласиться. В противном случае, я сегодня же возвращаюсь назад. Приезжайте сюда сами.
– Я уже была у Разлома.
– Тем более.
– Хорошо, – сказал хриплый голос, помедлив. – В случае успеха, вы все получите. А пока возвращайтесь к работе. Это все.
– Спасибо, Елена Романовна, – сказал он сладко.
Она повесила трубку. Шеф схватил телефон и начал что-то искать. Я, конечно, знал что. Мы с Писателем сделали то же самое. «Шер нунус нантар. Нангин урубад», – заговорил зловеще экран. Комнату заполнил самый веселый и беззаботный смех, который я когда-либо слышал. Хотя это был последний раз, когда мы смеялись в этот день.
Я очень хорошо помню этот день, потому что именно после него все и изменилось. Бывает так, что какое-то событие делит жизнь человека на до и после. И в моей жизни были такие моменты, но то, что случилось в тот день, это не просто до и после, а что-то гораздо большее. Оглядываясь назад в прошлое, я понимаю, что один день смог изменить меня сильнее, чем все, что когда-либо со мной случалось.
После обеда шеф попросил меня назначить встречи с разными людьми в военной части, контролирующей Разлом. Для начала он хотел видеть командира, роль которого выполнял полковник Кузнецов. Затем двух дезертиров, покинувших пост. Они были под стражей. И напоследок шеф попросил оставить батюшку, командированного в часть для поддержания духа военнослужащих.
Перед встречами Бориса Андреевича я всегда готовил справки на его будущих собеседников. Надо сказать, что ничего любопытного узнать не удалось. Люди, с которыми шеф общался в обычной жизни, часто имели в открытых источниках роскошные биографии с профессиональными фото и отшлифованными текстами. Чтобы составить справку, я брал самое ценное из официального текста и добавлял пару пикантных деталей из источников неофициальных, которые получал от коллег, из нашей базы или с сайтов, содержащих компромат. И все было готово. Орденоносец такой-то всегда оказывался по совместительству или рогоносцем, делящим имущество, или имел сомнительных родственников, проходивших по делу, или, например, любил что-то запрещенное. А с этими военными было совсем скучно.
Личное дело полковника еще представляло собой потенциальный интерес для будущих антропологов, так как Кузнецов в молодости был первоклассным стрелком, а с бойцами было совсем плохо. Судя по записям, они пока еще, по большому счету, только родились там-то и тогда-то, а все остальные записи совпадали с тысячами таких же и ничего не говорили о личностных качествах. Что касается батюшки, то этот персонаж, вероятно, имел очень мало общего с религией, так как официальная церковь имела на его счет только одну пометку о присвоении сана. Следовательно, наш отец не столько поддерживал боевой дух военнослужащих, сколько докладывал о нем куда надо.
Прежде чем поведать о дальнейших событиях этого дня, я должен рассказать одну небольшую деталь из своего прошлого. Это важно, чтобы понять чувства, охватившие меня в этот день. Со слов опекуна, родители крестили меня в возрасте десяти лет, и я на собственном опыте познакомился с религиозной традицией уже в сознательные годы. Эта традиция подразумевала довольно много, но поскольку я не верил в Бога, то ограничился только ношением креста. Это, как помню, был чудесный золотой крестик, который мне нравился просто потому, что был хорошо изготовлен, имел приятные скругления и неплохо выполненную фигуру идеализированного Христа. Проще говоря, он мне нравился.
Когда мне было около восемнадцати, и это я уже хорошо помню сам, меня ограбили в переулке. Неизвестные забрали все, что имело хоть какую-то ценность. Часы, карманные деньги и, как ни странно, золотой крестик. Почему странно? Есть суеверие, что, снимая чужой крест, берешь на себя грехи его владельца. Но они были, похоже, не суеверны. С тех пор я еще больше уверовал в то, что религия – не мое. Однако, странное дело, один крест покинул меня, но его место занял другой, и это не фигура речи. Серебряный, большего размера, прямолинейный, с острыми краями. Крест моего деда, который, как говорят, вскоре умер.
Как же он попал ко мне? Обычно людей хоронят с их крестом, но дед был убежденным атеистом. Более того, относился к религии враждебно. Он родился во времена, когда крестили всех, и носил свой крест машинально, не думая об этом. До одного случая, когда он нырнул в реку и веревка, на которой был символ его веры, зацепилась за корягу. Рассказывают, что он мысленно уже похоронил себя под водой, и только когда воздуха совсем не оставалось, последний рывок стал счастливым, и он чудом спасся. Однако после этого крест не носил, а положил на полку. Когда через много лет он умер, крест с другими вещами, которые оказались никому не нужны, поступил в мое распоряжение. Я не носил этот крест, но, когда перевалило за третий десяток, я почему-то начал брать его с собой в дорогу. И сегодня он был со мной, лежал в кармане брюк вместе с купленной мной серебряной цепью. Вот и вся история, а точнее, предыстория.