*
Я стоял во дворе скромного жилища в небольшой горной деревушке, куда Махараджи прибыл по обыкновению нежданно-негаданно. Мне сказали, чтобы я не входил, так что у меня была возможность понаблюдать за прибывающими людьми. Казалось, что люди являются из неоткуда, со всех сторон. Они прибегали, некоторые женщины вытирали испачканные мукой руки о свои передники, другие несли полуодетых детей. Мужчины оставляли свои лавочки без присмотра. Некоторые срывали цветы с деревьев, чтобы предложить в качестве подношения...
Но все они приходили с какой-то надеждой, радостью, благоговением, которые нельзя было спутать ни с чем. (Р. Д.)
*
Конечно, многие хотели от «творящего чудеса Бабы» мирских вещей, но, помимо этого, они хотели ещё раз вкусить нектар пребывания рядом с ним.
Многие из нас чувствовали себя неловко от того, что все постоянно чего-то ждут от Махараджи. Иногда мы видели себя и других преданных и ищущих многочисленной стаей стервятников, собравшихся вокруг куска сырого мяса, или мухами, ползающими по куску сахара. И тогда мы пытались как-то огородить его от этого, и часто сдерживали себя, чтобы не вносить свой вклад в это зрелище.
Но иногда мы осознавали, в какой полной мере Махарадж контролирует ситуацию. Когда мы чувствовали, что люди, как он выражался»отъедают ему голову», мы просто уходили в заднюю комнату и закрывали дверь, или отсылали кого-нибудь домой, или же брали машину и, не оборачиваясь, уезжали.
Однажды, проездив много месяцев в надежде увидеть Махараджи, мы наконец нашли его в доме одного из его преданных в Дели. Нам было позволено на несколько минут зайти к нему в комнату, а затем нас отослали пить чай с остальными. Примерно через пятнадцать минут Махараджи вышел из внутренней комнаты и прошёл совсем рядом с нами, на расстоянии не более двух футов от наших лиц, не повернув головы и не проявив никаких других признаков того, что он нас знает. Он направился к машине, с водителем, сел в неё и отбыл в неизвестном направлении. Такой человек был явно вне пределов нашего контроля!
И так Махараджи постоянно находился в движении, причём делал он это абсолютно непредсказуемым образом. В ашраме он также не сидел на месте; к нему то можно было свободно подойти, то он скрывался в какой-нибудь комнате, накрепко заперев дверь на засов.
Если бы ашрам был единственным местом его передвижения, преданные могли бы обосноваться рядом с храмом и ежедневно посещать его, ожидая, когда он появится. Но его передвижение не ограничивалось границей какой-то одной территории. Он странствовал от деревни к деревне, был то в горах, то в долинах, то в одном конце Индии, то в другом, то в храмах, то в частных домах, то в расположенных в джунглях ашрамах. Он мог безо всякого предупреждения удалиться в неизвестном направлении посреди ночи.
Или он мог сесть на поезд, направляясь якобы в какой-то город, а затем сойти с него совсем на другой станции, иногда даже не дожидаясь остановки поезда, так что преданные, которые следовали за ним, никак не могли догнать его.
Страстное желание преданных находиться рядом с Махараджи в сочетании с его непредсказуемым и непонятным поведением порождали самую драматическую игру в прятки, которую один преданный-остряк назвал «великой гонкой милости».
Быть преданным Махараджи было подобно участию в постоянной бесконечной охоте за сокровищем, ограниченной лишь экономическими возможностями или долгом перед семьёй. Горшком с золотом было, конечно, получение его даршана. И это было действительно золото! Один индийский преданный выразил это в нескольких словах так: «Даже сексуальный акт с моей женой не может сравниться с даршаном Махараджи».
Преданные-индусы имели сложную систему передачи информации, что позволяло им, по меньшей мере, в тридцати процентах случаев выслеживать Махараджи и знать о его местонахождении за день до его прибытия в какой-либо город или деревню. Нам, западным преданным, не так везло на этот счёт, и нам приходилось использовать свою смекалку, свою хитрость и свою интуицию — а также своё нахальство — для того, чтобы оказаться у его стоп. Наш процент успеха был, наверное, не таким впечатляющим, как у индийцев, но наш стиль поведения и наши драматические появления и уходы, несомненно, производили глубокое впечатление.