*
Я получал даршан Махараджи, но тут внезапно появился Тукарам. Я спросил его, как он попал внутрь, и он ответил: «О, я перепрыгнул через стену». Я подумал: «О, Боже! Я здесь долго не задержусь». Затем явилась Кришна Прия. Чаукидар увидел, как она перелезает через стену и, поскольку он не хотел брать на себя вину за то, что впустил этих людей, он пошёл доложить об этом Махараджи. Старик сказал: «Баба, эти люди перелезли через стену. Мне очень жаль, я делал всё, что мог, чтобы не впускать их». Первой реакцией Махараджи на сообщение чаукидара был гнев: «Вышвырни их вон! Вышвырни их всех вон!» Вышвырнули и меня. Мы, западные преданные, разделили эту вину — когда на следующий день мы явились на даршан, то обнаружили, что за ночь стена была увеличена в высоту вдвое.
Много уровней - много изменений.
Когда вы в конце концов прибывали в нужное место и в нужное время и вам говорили: «Да, он здесь», и вы оказывались сидящими перед ним — каковы были ваши ощущения? Даже речь и руки богов и богинь, язык музыки и поэзии не могли бы в полной мере описать это. Как же могу это сделать я? Как в притче со слепцами и слоном, каждый преданный встречал не такого Махараджи, как другие.
Когда Махараджи выходил, вы никогда не знали, что можно ожидать на этот раз. Он мог делать одно и то же в течение всей недели, пока вы не начинали думать: «Так, сегодня он выйдет в 8 часов». Затем он мог не появляться в течение всего дня или мог перейти в другую комнату, закрыться и просидеть в ней дня два. Вы должны были учиться ожидать неожиданное.
Однажды он вышел к нам и всё, что он сказал за день, было: «Тхул- Тхул, Нан-Нан». Он повторял эти слова как мантру. Так проходил день за днём, и, наконец, кто-то спросил: «Махараджи, что вы говорите?» Оказалось, что это были слова на старом диалекте Бехари и они означали: «Слишком большой, слишком большой, слишком маленький, слишком маленький». Когда его спросили, зачем он это повторяет, он ответил: О, вы всё живёте в Тхул-Тхул, Нан-Нан; вы живёте в мире суждений. Он всегда слишком велик или слишком мал».
*
Сидя перед Махараджи, вы никогда не можете знать, с кем из присутствующих он работает в процессе даршана. Он может разговаривать с одним человеком, а другой в это время каким-то особым образом получает глубочайшее воздействие. Вы сами не можете знать, что же такое вы получаете от него.
*
Одна из особенностей пребывания с Махараджи, которая поразила меня и множество других людей, — это многоплановость переживаний. Мы могли просто сидеть с ним, и вроде бы ничего не происходило. Мы пили чай, иногда он кидал нам какие-нибудь фрукты или кто-нибудь входил, произнося пару слов. Всё было очень спокойно, ничего из ряда вон выходящего, но мы внимательно следили за всем, что он делает, получая неописуемое наслаждение от наклона его головы или движения его рук. И одновременно с переживанием невероятно лёгкой радости мы также испытывали ощущение, будто находимся в самом центре бушующего пламени.
*
Люди молча, сосредоточившись сидят вокруг Махараджи. Взгляд Махараджи направлен в сторону, противоположную от сидящего перед ним человека, когда он, ухватывая какую-то мысль и всем телом поворачиваясь к посетителю, с выражением недовольства и любви на лице, поднимает один палец или потрясает кулаком. Если кто-то медитирует, он может ущипнуть его за нос или дёрнуть за бороду. Он поворачивается к человеку и говорит, что он очень хороший. В адрес другого он может начать злословить, рассказывая всевозможные нехорошие истории. Повернувшись к третьему, он говорит: «Уходи, злодей!»
И эти слова, и яблоки, и чай, и молчание, и смех — всё это омывалось в непрерывной реке любви, истекавшей от Махараджи. Преданные, которые «знали», радовались его оскорблениям, так же, как и его похвале, ибо всё это было чистым проявлением любви и пищей для духа.
Мы получили представление об этом от одного из самых верных и давних преданных Махараджи по имени Дада, который служил Махараджи с устремлённостью, потрясавшей нас до глубины души. Когда Махараджи хвалил его, Дада отвечал: «Ха, Баба», что означало: «Да, Баба», а когда Махараджи осыпал его оскорблениями, иногда браня его с утра до вечера, он отвечал в точности тем же тоном: «Ха, Баба!» По всей видимости, слава и позор были равны для него, по крайней мере, в тех случаях, когда их источником был Махараджи. Махараджи не мог больше вызвать в Даде гнев или чувство вины, за столько лет они были сожжены. Для Дады это всё было высшей милостью.