Летом 1973 года я жил на ферме отца в Нью-Гемпршире. Я был там в сентябре, когда прибыла телеграмма. Мой отец и мачеха встретили меня с глубоким беспокойством, когда я вернулся из деревни, где делал покупки. Отец сказал: «Только что пришла телеграмма из Индии. Я не понимаю, о чём в ней идёт речь, но я переписал её слово в слово, как мне передал оператор».
«11 сентября в 1:15 Бабаджи оставил свой бодтхай во Вриндаване...»
В телеграмме содержались дальнейшие подробности. Отец спросил: «Что это значит?»
— Это значит, — ответил я, — что Махараджи умер.
Они тут же принялись утешать меня и выражать соболезнования, но их слова звучали для меня как-то бессмысленно, потому что я не ощущал абсолютно ничего — ни печали, ни счастья. Не было чувства потери. Наверно, я просто оцепенел. Меня ждала пара, у которой были проблемы в семейной жизни, и я отправился к ним и начал помогать им разбираться во всех хитросплетениях их отношений. Время от времени мой ум отвлекался от обсуждения, и я думал: «Махараджи больше не находится в своём теле. Разве это не странно?» или «Что же теперь будет?» Но я отгонял эти мысли и заставлял своё внимание возвращаться к тому, чем я был занят в тот момент, ведь что бы ни ожидало нас в будущем, не было смысла в том, чтобы прекращать служение другим людям.
В течение всего того дня и множество раз после этого я вспоминал слова великого Раманы Махарши. Он умирал от рака, хотя в прошлом демонстрировал способность исцелять других. И преданные умоляли его вылечить самого себя. Он всё отказывался, а они все плакали: «Не оставляй нас, не оставляй нас», на это он ответил: «Не будьте такими глупыми. Куда я могу уйти?»
В конце концов, куда мог уйти Махараджи? Он был у меня в сердце. Каждое мгновение жизни я был вместе с ним, хотя и не в его физическом присутствии — так какая же разница? Я точно не знал.
Когда супружеская пара ушла, я начал звонить другим преданным из Соединённых Штатов и Канады и просил их в свою очередь сообщить это известие другим. Было решено, что те, кто находится от меня в радиусе трёхсот или четырёхсот миль, присоединятся ко мне в Нью- Гемпшире. К полудню следующего дня нас собралось около двадцати человек. Это была уникальная встреча. Мы все были потрясены и многие плакали, но в то же время мы были счастливы, что собрались вместе и очень сильно ощущали присутствие Махараджи рядом с нами. Мы приготовили много еды и ели её, сидя вокруг костра. Но прежде чем приступить к принятию пищи, мы поднялись в комнату, где посидели перед столиком для совершения пуджи, помедитировали и провели арати.
В то время как мы распевали древнюю санскритскую молитву, мы по очереди делали подношение света (в форме пламени), раскачивая масляную лампу перед портретом Махараджи. Выполнив свою часть церемонии, я отошёл назад и стал наблюдать. В отражении пламени я видел на лицах моих духовных братьев и сестёр выражение любви и чистоты сердца. И тогда я наконец смог заплакать — не от горя и боли потери, а скорее от присутствия той чистой и совершенной любви, воплощением которой является Махараджи и которую я так глубоко ощущал на этой встрече сердец. (Р. Д.)
Получив это известие, я пережил множество различных реакций. Одна из них, как ни странно, была такой: «О, бедный Махараджи». Самой первой моей реакцией было горе, которое тут же сменилось осознанием того, что ничего не изменилось («О чём горевать?»). Затем я пережил другие реакции, такие как «Что это всё значит? Если он не есть тело, то почему я — тело? Почему я всё ещё играю в эту игру, которая сосредоточена вокруг него? Если его больше нет, я не хочу продолжать играть».
*
Когда он оставил своё тело, я был в лесу, на горе Шаста. Там был ещё один человек, которого я встретил на даршане. Известие о смерти Махараджи распространилось с быстротой молнии, так что мы все знали о происшедшем.
Тот человек отправился в город, чтобы позвонить, и, узнав эту новость, принёс её мне, хотя я был далеко в лесу. Я говорил со многими людьми, которые в то время были в Америке, — с ними всё произошло подобным образом, — где бы они тогда ни находились, все узнали о случившемся почти сразу же.
*
Всё то лето я провёл путешествуя, однако в конечном итоге я решил вернуться в Америку. Первого сентября я приехал в Сан-Франциско из Британской Колумбии, чтобы встретиться со своей суфийской семьёй, с которой я общался в прошлые годы в Калифорнии. Через день или два я почувствовал недомогание и подумал, что это, возможно, рецидив гепатита, который отослал меня из Индии домой. Но у меня не было ни лихорадки, ни каких-либо следов желтухи, ничего такого — я просто ужасно себя чувствовал. Поскольку я находился в доме Саула, который был хакимом (целителем), мне уделили много внимания и уложили в постель. Примерно через неделю моя «болезнь» исчезла таким же таинственным образом, как и появилась. Через два дня позвонила близкая мне Гурубахина (духовная сестра по линии гуру).