Конечно, даже все сто преданных вместе — лишь малая часть из тех тысяч, на кого Махараджи оказал влияние в течение своей жизни, и каждый из них хранит какое-то драгоценное воспоминание и отдельный фрагмент цельной картины. Однако, чтобы не утонуть в этом океане воспоминаний, в определённый момент я принял решение прекратить сбор информации и начать упорядочивать то, что мы уже имели.
Преданные, чьи истории включены в данную книгу, относятся к самым различным социальным и культурным слоям общества. Интервью давали как высокопоставленные чиновники в своих кабинетах, так и подметальщики на улицах. Мы записывали вечерние беседы женщин из горных гималайских деревень, которые, сидя на корточках, грели руки в угольной жаровне. Мы слушали воспоминания в гостиных, на улицах, у храмов, сидя вокруг костра под звёздами, в машинах, в ванных комнатах, в самолётах и во время длительных прогулок. Своими историями делились индуистские священнослужители, профессора, полицейские, крестьяне, промышленники, дети и их матери, помешивающие пищу в своих бурлящих горшках над огнём. И всегда можно было ощутить общее для всех чувство робкой радости от возможности поделиться таким личным, дорогим сердцу воспоминанием с кем-то ещё. Такие встречи, на которые собирались те, кому было что рассказать о нём, отличались невероятной теплотой.
Когда мы собрали все эти истории, перед нами встал следующий вопрос: как нам преподнести такое громадное количество материала. В течение трёх лет я писал и переписывал их, работая над этой проблемой. Вначале я пытался создать нечто вроде личной хронологии, но затем понял, что в такую структуру трудно будет включить весь материал, и к тому же, это требовало изложения многого из того, что мне казалось несущественным. И я начинал сначала, на этот раз я добавлял свои личные переживания просто как дополнительные истории и группировал отдельные эпизоды по различным темам. Результатом этой работы и стал данный сборник.
Все эти истории, забавные эпизоды и цитаты создают определённую мозаику, дающую возможность познакомиться с Махараджи поближе. Для того чтобы соединить все компоненты этой мозаики воедино, я использовал абсолютный минимум структурного цемента, предпочитая насколько возможно отказаться от своих личных интерпретаций и точек зрения.
Однако такая стратегия изложения материала в его чистейшей форме не оставляет места компромиссу в отношении вашей мотивации, ибо я исключил обычные завлекающие фразы, которые заставляли бы вас читать дальше. Я не хотел манипулировать вашим желанием читать о Махараджи; скорее, я хотел сделать то, что было доступно мне, доступным вам. Как вы сами увидите, Махараджи требовал, чтобы каждый из нас совершал значительные усилия для того, чтобы получить его даршан (переживание его присутствия). Я думаю, что требование того, чтобы те читатели, которые желают получить его даршан посредством этой книги, совершали подобные «правильные», или «истинные», усилия (в том смысле, в каком говорил об этом Будда в своём изложении восьмеричного пути, или Георгий Гурджиев), полностью соответствует духу его учения.
Так что, если вы подойдёте к этой книге с желанием познакомиться с ним и получить его даршан таким путём, который мог бы самым глубинным образом изменить всю вашу жизнь — как он изменил наши жизни, тогда вам нужно будет работать с этой книгой медленно и глубоко. Я могу только убедить вас в том, что, по моему мнению, каждая из историй несёт в себе какое-то учение и заслуживает того, чтобы над ней поразмышлять. Вы и не захотите и не сможете прочесть эту книгу от первой до последней страницы за один присест или даже за несколько раз. Эти воспоминания нужно скорее смаковать, как хорошее бренди, маленькими глотками, с тем, чтобы вкус и аромат могли проникнуть глубоко в ваш ум и ваше сердце. И не забывайте вслушиваться в тишину, которая является обрамлением всех этих историй, ибо истинное познание Махараджи находится между строк и вне словесных рамок. За эти усилия вы будете в полной степени вознаграждены знакомством с существом такого духовного уровня, который редко достигается на этой земле.
Трудно отделить Махараджи и его учение от той среды, в которой я с ним общался. Для меня его форма — в самом широком смысле — это и Индия, и прекрасные горы Кумайон, и река Ганга, это и его преданные, и их мягкость, и их склонность к горячим спорам, это его храмы и его фотографии. Его учение — это и любовь к Матери-Земле, которую я впервые ощутил в индийских деревнях, и моя дизентерия, и всяческие трудности с визой, и священные коровы, и поездки на рикше, и кишащие народом базары, и прогулки в тумане джунглей. И все же, хотя драма пребывания рядом с ним разыгрывалась на колоритной сцене Индии, ценность декораций заключалась в том, что они служили лишь резервуаром переживаний, посредством которых учение могло быть передано. Сам он не выглядел классическим индуистом, он казался человеком Востока не более, чем человеком Запада. Хотя мы и встречали его в индуистских храмах, он не казался индуистом в большей степени, чем буддистом или христианином.