Мелани улыбнулась и вытерла слезинку с щеки мужа. Вокруг становилось все темнее. Тело Мелани так привыкло к боли, что она уже почти не ощущала ее. Ей сейчас нужно было так много сказать Питеру, так много объяснить ему.
Она уже заглянула за дверь и многое поняла.
– Я знаю, что ты не сможешь не плакать, слезы лечат и очищают. Но помни, я всегда буду рядом с тобой, а мое тело… это в сущности такая ерунда!
Мелани попыталась улыбнуться, но улыбка застыла на ее губах. Медленно, очень медленно она сползла на пол. Питер еле успел подхватить ее.
– Мелани! – закричал он.
Но она уже не отзывалась.
Питеру казалось, будто он видит страшный сон. Все это уже было один раз: «скорая», испуганная Эмми, долгое ожидание в коридоре. Вот только теперь он знал: это конец. Он знал, а Эмми словно чувствовала.
– Мама уже с ангелами? – спросила она.
– Что, милая? – Питер был так погружен в свои мысли, что не расслышал вопрос.
– Мама уже с ангелами? – повторила девочка.
– Что ты! Мамочка жива. Врачи помогут ей, и она придет в себя.
Но прошло несколько часов, день, еще один день, а Мелани не возвращалась в сознание. Она впала в кому, и врачи лишь разводили руками. Улучшение оказалось для нее роковым. Рак словно набирался сил и за неделю сделал то, что не смог сделать за несколько месяцев.
Питер знал, скоро ему предложат подписать согласие на отключение аппаратуры. И это пугало его больше всего. Он знал, что ни за что не разрешит врачам этого. Знал и понимал, что предложат ему лишь тогда, когда надежды больше не будет.
Каждый день они с Эмми приезжали в больницу, сидели у постели Мелани и уходили, чтобы на следующий день вновь лететь сюда, держать ее за руку и малейший трепет ресниц принимать за знак.
Через неделю, когда Питер и Эмми вновь несли свою вахту, Мелани вдруг открыла глаза. Она осмотрела палату, чуть задержалась взглядом на окне, за которым валил снег, и улыбнулась. Питер знал, она любит снег.
Наконец Мелани нашла взглядом Питера и Эмми. Она пошевелила губами, будто что-то хотела сказать. Муж и дочь наклонились к ней ближе.
– Мамочка! – позвала ее Эмми.
– Я… люблю вас, – прошептала Мелани и улыбнулась.
Питер видел, как медленно стекленеют ее глаза, но он не хотел верить.
– Доктор! – Питер и сам вздрогнул от этого крика.
Палата тут же наполнилась людьми. Питера и Эмми выставили в коридор. Но через полчаса двери открылись и к ним вышел немолодой уставший врач. В его глазах была тоска. Он так и не привык говорить это:
– Мы сделали все, что могли, но ваша жена…
Питер жестом остановил его. Он прижал к себе Эмми и спрятался в ее золотистых волосах от горя, что грозило с головой накрыть его.
Когда-то, казалось, в другой жизни, он был самым счастливым мужчиной. У него была любимая жена. У него была семья. И вот теперь они с Эмми остались одни.
– Пап, мама с ангелами, – тихо сказала Эмми, гладя его по голове. – У нее чудесные золотистые крылышки, и теперь ей не больно.
– Мама тебе рассказывала? – с трудом справляясь с собой, спросил Питер.
Эмми покачала головой.
– Я только что видела, – уверенно сказала девочка. И подумав, добавила: – Поверь, там ей лучше.
– Но мы-то здесь, – тихо пробормотал Питер.
Часть вторая
Они больше не отмечали Рождество.
Со дня смерти Мелани прошло три года, но Питеру до сих пор казалось, будто он слышит голос жены, чувствует ее прикосновения, ощущает аромат ее любимых духов. Иногда он думал, что сходит с ума. Но Питер знал, он не имеет права быть слабым. Эмми, их маленькая Эмми нуждалась в нем сейчас как никогда.
Девочка удивительно спокойно приняла мысль о смерти матери. Она не плакала, не просыпалась ночами с криком «Мама!» и все время говорила о Мелани в настоящем времени.
– Мамочка хочет, чтобы ты сменил костюм, – ни с того ни с сего сообщала утром девочка, когда Питер собирался на работу.
Или:
– Мама считает, что тебе давно пора назначить кому-нибудь свидание. Ты ведь обещал ей.
Питер расспрашивал дочь, говорила ли с ней мать перед смертью о других женщинах в их доме, и каждый раз Эмми упорно отвечала, что не говорила.
– Откуда же ты знаешь?! – изумленно спрашивал Питер.
– Она ведь с нами! – Эмми пожимала плечами, будто отец не знал прописные истины.
И это пугало Питера сильнее всего.
Но постепенно он привык к странному поведению дочери. В конце концов, Эмми росла общительной жизнерадостной девочкой. Она хорошо училась в школе, вокруг нее всегда крутились стайки ребят, в которых девочка неизменно была заводилой. Да и со здоровьем у Эмми никогда не было серьезных проблем: три простуды за два года не считаются. Питер понимал, что может быть если не счастлив, то спокоен. Внешне его дочь была совершенно нормальной. А то, что она до сих пор разговаривает с умершей матерью… Питер надеялся, что Эмми это перерастет. Он даже советовался с психологом, и врач убедил встревоженного отца, что пройдет время, и девочка все поймет. И напоследок дал один совет: сделать так, чтобы память о матери не стала центральным стержнем их общей жизни.
– Нужно жить дальше, мистер Миллс, – сказал психолог. – И мне кажется, помощь нужна в первую очередь вам. А Эмми – обычный ребенок с несколько буйной фантазией.
Питер много думал о случившемся, и иногда ему казалось, узнай он о болезни Мелани раньше, все можно было бы исправить. От таких мыслей в душе Питера оставался неприятный осадок. С каждым днем он все больше убеждался в том, что в смерти жены виновата не только проклятая болезнь. Питеру казалось, будто он мог что-то сделать, как-то изменить их будущее.
Его душу захватывало чувство вины.
Эмми прекрасно понимала, что происходит с отцом. У нее просто еще не было слов, чтобы объяснить это, поговорить с Питером на его взрослом языке, и девочка старалась хоть как-то объяснить отцу, что он ни в чем не виноват, так решил Господь, и мама приняла это решение, и они должны смиренно склонить головы. Это фразу Эмми услышала от священника на похоронах матери, и она ей очень понравилась.
Вот только когда девочка рассказывала, как могла, об ангелах, о ярком чистом свете, в котором маме так хорошо, Питер смеялся своим новым грустным смехом, гладил ее по голове, а потом полночи сидел на кухне. Иногда Эмми видела, как он плачет.
Не одна Эмми пыталась заставить Питера начать новую жизнь, в которой будет место памяти о Мелани, но не ее призраку. Давний друг Питера Лесли Уэллс то и дело пытался вытащить приятеля на вечеринки, выставки или просто в бар на час-другой, но Питер неизменно отказывался:
– Эмми не должна оставаться с няней, пока у нее есть отец!
Лесли понимал, что еще просто не время, и отступал.
Хотя внешне Питер почти не изменился, разве что ранняя седина запорошила черные волосы, Лесли видел, как страдает друг.
Успешный и модный фотограф Питер Миллс все еще пользовался популярностью. Лесли часто слышал, как о друге говорят: «Он из любой женщины может сделать красавицу», – и это было правдой. Модели выстраивались к Питеру в очередь, чтобы сформировать портфолио. Он снимал их, и часто именно его снимки становились залогом успеха. Но в последнее время Питер работал все меньше и меньше. Ровно столько, сколько было нужно, чтобы содержать свою маленькую семью и кое-что откладывать. И тем не менее весь день его не было дома! Лесли проверял, и не раз. Это очень беспокоило его. Иногда Лесли боялся, что Питер сделает какую-нибудь глупость.
Но тайна вскоре раскрылась. Питер был художником, он творил, потому что этого требовала его натура, но он не умел скрывать плоды своего труда. И однажды, смущаясь, словно это были первые его фотографии, Питер показал Лесли папку с пейзажными снимками.
Это были фотографии любимых мест Питера и Мелани. Снимки были наполнены такой грустью, что у Лесли защемило сердце. Несколько минут он молчал.