2. Шахматная доска и шестигранная шашка с чисто обрезанными краями. На последней по-прежнему виднелся иероглиф 象, означающий «слон».
3. Пакет с коробками спичек. На картоне остались разводы от воды, а на этикетках можно было различить топорно выполненные изображения Эйфелевой башни синего цвета и белой статуи Свободы. Я так и не смог понять, почему именно эти эмблемы использовались в качестве фона. Поверх них были напечатаны название фирмы «Баден-Баден» и номер телефона — 2–4198.
4. Несколько кусков скомканной туалетной бумаги с высохшими следами какой-то жидкости, которой, за исключением крови, могла оказаться любая жидкость, выделяемая телом, например носовая слизь или сперма.
5. Письмо, написанное аккуратным, красивым почерком. Его содержание было почти невозможно разобрать из-за того, что по бумаге растеклись чернила синего цвета. Письмо было на две трети разорвано в клочья, но на одном обрывке сохранился отрывок фразы: «Сегодняшний испанский язык. Me haces falta». Если переводить дословно, это означает «Мне не хватает тебя», еще эти слова можно перевести как «Я скучаю по тебе».
6. Красный шарф с вышитыми на нем в шахматном порядке черными и белыми узорами, источавший нежный аромат косметики.
7. Черт, последняя вещь, из-за которой дрожала рука, из-за которой ручьем лились слезы, чертовы слезы… проклятые слезы лились из-за…
Каждый день под руководством полковника Квона я проводил те странные эксперименты. Сглотнув слюну, я просовывал руку в ящик и вытаскивал оттуда предмет. После, следуя указаниям полковника Квона, голос которого доносился из динамика, я гладил этот предмет, лизал, рвал, бросал. Все, что от меня требовалось, — это угадать, что за человек был его владельцем. И я, бормоча и заикаясь, диктовал в микрофон: «Это мужчина двадцати трех лет. Студент. Учится плохо. У него длинные волосы».
Сидя один в пустой комнате, я должен был рассказывать, что представляет собой хозяин вещи, происхождение которой было мне неизвестно. Такая работа изматывала меня. Потому что, как только я брал в руки предмет, передо мной ясно возникало лицо его владельца. У меня рождалось ощущение, будто я гляжу на скульптуру, поставив ее прямо перед собой. Казалось, что, если бы мне дали больше времени, я смог бы сказать, сколько у этой скульптуры морщин возле глаз и насколько глубока ямочка над верхней губой.
Однако, ясно понимая, что, если действительно покажу такие способности, эта организация уже никогда не отпустит меня, я представлял себе и описывал лица совсем не тех людей, что видел на самом деле. Говоря о сложности эксперимента, проводимого в Институте по развитию талантов, я имею в виду именно это. До определенного момента я раз за разом проделывал следующий трюк: вспоминая лица людей, которых встречал когда-либо, я начитывал на диктофон информацию об их жизни и свое собственное впечатление о них. Благодаря этой хитрости, даже спустя несколько месяцев в деле изучения моих суперспособностей не наблюдалось никакого прогресса. Когда настало лето, полковник Квон решил, что для исследования моего дара надо найти другой способ. Так я познакомился с мистером Питером Джексоном.
Мистер Питер Джексон сам был экстрасенсом. В американском разведывательном управлении он долгое время обучал мальчиков, обладающих суперспособностями. Когда я встретил его, ему было семьдесят три года. Он уже вышел в отставку и занимался тем, что, проживая на острове Шри-Ланка, искал ребят, сохранивших воспоминания о своих предыдущих жизнях. В Корею он приехал после звонка из разведуправления.
В ходе подготовки к его приезду, вероятно, произошло небольшое недоразумение. Штаб-квартира разведуправления мистера Питера Джексона рекомендовала его, пользуясь тем, что он находился в Азии, но сам он приехал в Корею, будучи уверенным, что я один из тех самых мальчиков с воспоминаниями о прошлых жизнях. Однако стоило нам встретиться лицом к лицу, как ему все стало ясно: он еще не успел сесть на стул, как уже понял, что я ничего не знаю о своих предыдущих воплощениях. Тем не менее он также почувствовал и мою силу, и мой страх перед ней. Разговор между нами представлял собой мысленный диалог, за все время которого, если не считать нескольких моментов недопонимания, связанных с переводом английских слов, ни разу не возникала необходимость выразиться вслух. Нашу беседу я привожу ниже.
— Ты сейчас сам соприкасаешься с источником энергии, — объяснил он вслух, а мысленно произнес: «Энергия идет оттуда, и тебе не стоит ее бояться или беспокоиться, потому что тебе никогда не дадут больше необходимого».