При виде мальца аббата осенило. "С детей, с детей начинать надо! молнией пронеслось в его голове. - Взрослые, они люди порченые, одно слово - некитайцы. А невинные детки ещё не закоренели в своем язычестве, их-то я и буду приобщать. Да что откладывать? С этого и начну".
Сказано - сделано. Аббат подошел к мальчугану и с доброй улыбкой окликнул его:
- Здравствуй, некитайский мальчик!
Мальчик опустил голову, сунул лопатку в песок и ничего не ответил.
- Почему ты не здороваешься со мной? - мягко спросил аббат. - Разве папа и мама не учили тебя быть вежливым со старшими?
Мальчик подумал-подумал и ответил:
- Нет, не учили.
- Экие они у тебя невежи! - удивился аббат. - А разве они не учат тебя заповедям Божиим?
Малец смотрел вниз и молча ковырял песок лопаткой.
- Ну, что ты молчишь? - ласково вопрошал аббат, склоняясь пониже к уху мальчишки. - А? Хочешь, я расскажу тебе о Господе нашем?
Мальчик сильно засопел, отвернулся и отвечал не подымая глаз:
- У вас изо рта дурно пахнет.
Аббат выпрямился и с неудовольствием заметил:
- Экий ты скверный мальчик! Разве можно говорить взрослым такие гадости? Ну, хорошо, - смягчился аббат, - я отверну лицо в сторону и буду разговоривать прикрыв рот ладошкой. Теперь уже не пахнет, ведь правда?
Аббат приставил ко рту ладонь, отвернул лицо, чтобы дышать в сторону и вдруг сам почувствовал, что и верно - изо рта-то у него порядком припахивает. Разумеется, аббата это не остановило - вывернув голову и скосив глаза он продолжал благие наставления.
- Ты любишь своих папу и маму? А, мальчик?
- Нет, не люблю, - отвечал мальчик.
- Ах, какой ты негодник! А ведь тебя за это накажет наш Господь Бог! Ты знаешь, что на небесах сидит Бог и все видит?
- Кто сидит? - спросил мальчишка.
- Бог. Неужели папа и мама тебе о Нем не говорили?
- Нет, не говорили, - подтвердил малец.
- Так ты не знаешь, кто такой Господь Бог? - обрадовался аббат возможности пролить свет истины в детскую душу. - Бог - это наш Господин, Он все может, за всем наблюдает, всем распоряжается.
- Как наш император, да? - спросил понятливый мальчуган.
- Да, да, как ваш император, только Бог ещё сильнее, - наставлял аббат - и вдруг почувствовал, что изо рта у него просто засмердело.
Отвернувшись ещё больше и заслонив рот со стороны лица, обращенной к мальцу, сразу обеими ладонями аббат продолжал проповедь:
- Бог - Он все видит, все замечает. Вот ты согрешишь, сделаешь что-нибудь плохое, думаешь, никто не узнает, - а Бог-то видит! А потом ка-ак накажет! Если, конечно, ты заранее не раскаешься. Вот ты - ты часто грешишь?
Мальчик сопел, ничего не отвечая.
- Ну вот бывает так, что ты не слушаешься папу и маму? - попонятней объяснил аббат.
- Нет, не бывает, - нагло отвечал малец.
- Да? Это хорошо... А ты любишь свою папу и маму?
Мальчик подумал и решительно замотал головой:
- Нет, не люблю.
- О! - воскликнул аббат. - Это большой грех, папу и маму надо очень любить! Видишь теперь, какой ты грешник?
Мальчик сопел и ковырял лопаткой в песке.
- Мальчик, а ты знаешь, - открывал аббат сокровенную истину христианского учения, - что Господь наш Иисус Христос пострадал за наши грехи?
- Нет, не знаю.
- Ну вот знай - злые люди прибили его к дереву и распяли. Он сошел к нам с неба на землю, чтобы пострадать за наши грехи, а его нарочно распяли, - и аббат вновь ощутил, как изо рта его понеслось страшное зловоние.
- Зачем же он приходил? - спросил мальчик. - Пусть бы сидел на небе.
- Он это сделал, потому что очень тебя любит, - объяснил аббат. - Вот ты грешишь и думаешь, что никто не заметит, а Бог все заметил и пошел, чтобы пострадать за твои грехи. А если ты не полюбишь его за это, то сам тогда будешь страдать, потому что попадешь в ад в кипящий котел.
Мальчик сопел.
- Ну, понял теперь? - спросил кроткий аббат.
Мальчик кивнул. Аббат Крюшон распрямился, разминая затекшую поясницу и закончил проповедь:
- Вот и славно, хороший мальчик! Теперь всегда слушайся старших, люби свою маму, а особенно папу, молись Господу Иисусу Христу, а если не будешь, то тебя черти в ад утащат и будут мучать.
Тут у аббата изо рта и вовсе засмердело, и, наскоро благословив мальчишку, аббат поспешил прочь. Конечно, причиной протухшего запаха были козни нечистого - это аббат отчетливо понимал, кто мог ему тут пакостить. Но, конечно же, аббата это не устрашило - вот, к примеру, сейчас сатана мешал-мешал ему, а аббат Крюшон знай себе проповедовал и почти что обратил невинного мальчика в истинную веру. Теперь надо будет его только как-нибудь крестить, и дело с концом.
И в радужном настроении Крюшон шагал по улице, будто парил в поднебесье. "С детей, с детей начинать надо, - все думал он. - Уверуют, вырастут, детей за собой потащат, а все почему - потому что он, аббат Крюшон, взял на себя миссионерский труд и отправился затридевять земель аж в самый Некитай".
И аббату представилось, как всходит юная поросль некитайского христианства и как детки все более проникаются проповедью аббата. Их всех, конечно, безжалостно замучают и поубивают эти злодеи-язычники, а они, конечно, как невинные мученики отправятся в рай. И выйдет к ним Сен-Пьер с ключами от рая встретить вновь прибывшие праведные души, и обрадуется:
- Так, так! Вижу, вижу - пожаловали новые праведники. Откуда вы, детки?
- Из Некитая, дяденька Сен-Пьер, из самого логова нехристей и язычников!
- Из Некитая? - изумится Сен-Пьер. - Я даже не слышал раньше о такой стране...
- Это в Азии, недалеко от Шангри-Ла.
- От Шангри-Ла? - ещё больше изумится Сен-Пьер. - Но ведь это же обитель отпетых язычников! Как же получилось, что вы приобщились к истинной вере?
- Аббат Крюшон наставил нас, дяденька Сен-Пьер! Сначала мы смеялись над ним и говорили, что у него изо рта пахнет говном, но потом поняли, как мы ошибались, и уверовали, и нас за это замучили!
- Аббат Крюшон? - поразится Сен-Пьер. - Неужели? А почему же он мне ничего не сказал, когда прибыл в рай?
- Он такой - он творит святые подвиги и не хвастает, - объяснят замученные детки.
- Ах, какое упущение! - огорчится Сен-Пьер. - Выходит, мы не воздали должного заслугам этого святого подвижника! Ну-ка, херувимы - слетайте поскорей за аббатом!
И херувимы принесут под руки упирающегося из-за скромности аббата, и детки с радостным криком кинутся ему навстречу:
- Папа, папа! Как мы тебя любим!
- Узнаешь ли ты этих детей, аббат Крюшон? - спросит Сен-Пьер.
- Конечно, узнаю, - ответит аббат. - Я крестил их и благословил идти на мученическую смерть.
И растроганный Сен-Пьер скажет:
- Ах, аббат Крюшон! Мы так мало тебя оценили. Ведь ты пробрался в такую глушь, куда даже апостол Фома замохал соваться.
- О, какие пустяки, - отмахнется аббат, - я всегда рад проникнуть в места, куда побоялись идти апостолы.
- Вот как! - изумится Сен-Пьер. - Но тогда, аббат Крюшон, ты далеко превосходишь всех нас по заслугам! На-ка вот ключи от рая, стой тут привратником - ты достоин этого гораздо больше, нежели я.
- Ну что ты, Сен-Пьер! Нет-нет! - скромно откажется аббат. - Я не возьму.
- Ах, какой ты скромный, праведник Крюшон! - прослезится Сен-Пьер. Ну, хорошо, давай тогда будем стоять на пересменку: день ты, день я.
- Ну, если ты так просишь...
- Конечно, конечно! - горячо скажет Сен-Пьер. - Ну-ка, херувимы, просите!
- Просим, просим! - зазвенят херувимы серебряными голосами.
- Ну, хорошо, если вы все так хотите... Я только на минутку загляну в ад, проверю, хорошо ли там мучают злодея Пфлюгена за то, что он выхватывает чужие записки, а потом сразу сюда и...
Бум-м! Это аббат, замечтавшись о высоких материях, налетел на фонарный столб. Искры так и полетели из глаз аббата, а голова загудела прямо как чугунная. Очнувшись от высоких дум аббат огляделся и заметил в двух шагах харчевню с вывеской, где была нарисована большая красная рачья клешня. Запахи оттуда неслись самые пищевые, и аббат вспомнил, что отправился миссионерствовать, ничем не подкрепившись.