- Кого в Америке удивишь этой манной кашей? Нет, публика Запада пресыщена, им подавай что-нибудь особенное, - про извращенцев или там лесбиянок. А лучше всего, если будет какой-нибудь сильный герой, боец, вроде Рэмбо, - тут уж верный успех.
- А кто из таких героев самый-самый любимый?
Чжун Гао подумал:
- Если брать всю историю, то, пожалуй, Тарзан.
Ли Фань пришел домой и сел писать сценарий: "Тарзан в плену у гомосеков". Слух об этом распространился по столице, и император встревожился. Он вызвал министра печати:
- Ли Фань потрясает устои, бросает вызов Небу! Тарзан - кумир моего детства, а этот мерзавец, того глядишь, запишет его в педерасты! Так он, чего доброго... В общем, надо остановить Ли Фаня. Тарзан мне - как сын, как брат...
Министр пригласил к себе Ли Фаня и забазлал:
- Тарзан - кумир всех народов, за что вы хотите его опетушить? Оставьте это!
Ли Фань оскорбился:
- Я взыскую бессмертной славы! Докажу западным зазнайкам, где живут настоящие творцы, да и нашим недоумкам нос утру. Мое творение будет сиять в веках, как вы смеете мне препятствовать?
- Но почему же обязательно Тарзан? - пустился в уговоры министр. Если уж вам так это надо, можно зачушить кого-нибудь ещё - того же Фантомаса или Джеймса Бонда.
Однако Ли Фань был неколебим.
- Вы-то чего гоношитесь? - спросил он наконец. - Можно подумать, что этот волосатый дикарь ваш родственник!
Министр замялся.
- Нет, мне он не родственник, но некоторым высшим лицам он дорог, как сын и брат...
- Кому же?
Министр показал глазами вверх.
- Тоже гомосек, - удивился Ли Фань.
Однако он не отказался от своего намерения. Прошло два дня, и в газете "Дело" появилась статья: "С кем вы, Ли Фань?" В ней писалось:
"Весной цвели сливы, но сейчас осень. Всюду сыро, много грязи. Кое-кто начинает с прекрасных замыслов, а потом вянет как подмороженный подорожник. Придурок уставился в небо, а наступит на дохлую кошку!"
"Маразматику неймется" - был заголовок статьи во второй столичной газете "Голос". Эта статья была длинней:
"Вчера толпа расходившихся дигамбаров, к которым примкнули отдельные шветамбары, а также торчащий от всего этого аббат Крюшон, ворвалась на дворцовую площадь. Они вели себя некорректно, намекая на отсутствие пива в продаже. Только усиленной уринотерапией государю удалось успокоить разгулявшиеся страсти.
Сегодня вся столица бурлит. Вот рассказ нашего корреспондента:
- Всюду толки о вчерашних событиях, люди возмущены. У пивного ларька плакат: "Не Ли Фань, а козел". Мне навстречу попался молочник Лао Дань с женой и детьми. Они шли с 40-й серии "Фантомаса". "Ну-ка, а что думает об этом человек из народа?" - решил узнать я. На мой вопрос Лао Дань ответил прямо:
- Это из-за таких, как Ли Фань мы завалили всю Америку огурцами! И где обещанный чудо-моргушник? Одни разговоры!
Что ж, ясней и не скажешь: пора дать по рукам зарвавшемуся суходрочке!"
Ли Фань пошел к министру печати:
- В прессе развернута разнузданная травля. На меня клевещут, называют придурком и суходрочкой!
- Что вы говорите? Ежедневно читаю газеты, но не видел никакой травли... Не уходите, я незамедлительно вызову редакторов.
Тут же вошли Ван Вэй, редактор "Дела", и Ван Мин, редактор "Голоса". Выслушав жалобу, они неслыханно удивились:
- Здесь какое-то недоразумение, Ли Фань ошибается.
- Ну как же, вот же эти статьи, - показал Ли Фань.
Министр сделал вид, что читает, и сказал, проглядев первую статью:
- Но, дорогой мой Ли Фань, почему вы решили, что эта статья про вас? О вас здесь нет ни слова.
- Да, в статье обо мне не говорится, - согласился Ли Фань, - но...
- Вот! - вмешался Ван Вэй. - Ли Фань сам признает, что эта статья не имеет к нему никакого отношения.
- Но заголовок! В нем упомянуто мое имя!..
- Подождите, подождите любезный Ли Фань. Ведь и заголовок, как я вижу, не имеет никакого отношения к статье.
- Формально - да, но...
- Значит, остается сам по себе заголовок? А что же в нем ругательного? "С кем вы, Ли Фань?" - действительно, с кем вы вздумали тягаться?
- Кстати, насчет имени, - вмешался редактор "Голоса". - Почему Ли Фань решил, что говорится именно о нем? Есть и другие Ли Фани. Если не у нас в Некитае, то, скажем, в Японии.
- Или во Франции, - поддержал Ван Вэй.
- Или в древние времена. Я сам читал - тогда Ли Фаней было как собак нерезанных, только по ошейнику и различали.
- Вот о ком-нибудь из них, наверное, и идет речь, - заключил министр. - Успокйтесь, дорогой наш Ли Фань, кому же придет в голову, что вы маразматик и суходрочка? Трудитесь спокойно над вашим шедевром, как он, кстати, называется - "Рэмбо - вождь лесбиянок", кажется?
Обескураженный Ли Фань не нашелся, что сказать. Он вышел от министра с обоими редакторами.
- Послушай, Ван Вэй, - обратился он к редактору, - может быть, ты не станешь...
- Подожди, - злобно оборвал его тот, - я с тебя ещё шкуру спущу и голым в Африку отправлю!
Ван Вэй с ненавистью посмотрел на оторопевшего Ли Фаня и ушел.
- Что, лихо он тебя, - засмеялся Ван Мин. - Ты не думай, это он не на тебя злится, он сердится, что министру моя статья больше понравилась. А насчет остального - он прав: обдрищем так, что родная мать не узнает!
Два дня в газетах ничего не было, а затем замелькали заголовки: "Покозлил - и довольно" ("Дело"), "Борзописец-придурок" ("Голос"), "Чешется - сходи к венерологу" ("Дело") и иные. Ли Фань крепился. Наконец, в "Голосе" появилась передовая: "Состоялся как рогоносец", на что "Дело" ответило собственной передовой "Откровения матерого минетчика". После этого Ли Фань зашел к министру и сообщил в разговоре:
- Почти закончил свой труд, только немного переработал название. Знаете, Тарзан - это все-таки прошлое. Настало время иных героев!
- И кто же теперь герой вашей книги?
- Кинг Конг.
( - Кинг Конг в плену у...?! Но как...
- С помощью полированного бревна.)
- Так ему и надо! - одобрил министр. - Непременно, непременно пригласите меня на публичное чтение вашего шедевра.
На следующий день "Дело" вышло со статьей "Ли Фань - корифей некитайской словесности", а "Голос" - со статьей "Нобелевскую премию бессмертному классику Ли Фаню". Еще через день Ли Фаня пригласили на прием во дворец.
Император любезно удостоил Ли Фаня августейшей беседы.
- Я что подумал, - сказал государь. - За делами как-то не успеваешь, может, у наших литераторов какие нужды есть, папирос или там ветчины. Так ты не стесняйся, если что надо, иди прямо в дворцовую кладовую. Как же наш классик!
- Газеты целый месяц поливали меня помоями, - пожаловался Ли Фань. Не знаю теперь, как отмыться.
Император был поражен:
- Клеветать на национального гения! Признаться, я не слежу за прессой, но министр печати - он-то куда смотрел?
Тут же возник министр. Государь потребовал объяснений:
- Ли Фань - национальный гений, его надо беречь. Как ты мог допустить грязную травлю в наших газетах? Ворон ловишь на службе?
Министр даже побелел от гнева. Он сжал кулаки, затопал ногами и принялся орать, надвинувшись на императора:
- Куда я глядел, вы спрашиваете? Да вы же сами велели мне устроить всю эту свистопляску из-за вашего любимца Тарзана! А теперь выясняется, что Ли Фань - наш национальный гений и его надо беречь! Что же вы раньше-то молчали? Ведь мы его так обгадили, - как выдержал, удивляюсь. Если бы не ваш приказ, разве я стал бы это делать?
- Смотри-ка, - удивился Ли Фань, - а министр-то, оказывается, порядочный человек!
В испуге смотрел государь на бушующего вельможу. Нависала, дыбилась жутко фигура министра. Зловещим веяло чем-то от его шевелящейся тени. Уж не мороков ли подземных та тень? - думалось.
Усилием воли император стряхнул наваждение.
- Дорогой министр, вы, вероятно, не поняли моих указаний... Впрочем, если вы так сожалеете о происшедшем, почему вам не выплатить Ли Фаню компенсацию за причиненный ущерб? Из своего жалованья, я имею в виду.
И - съежилась, усохла, пригнулась зловещая тень, забегали туда-сюда крысиные глазки, обвис жалко министерский живот.