Натка, не упустившая этой детали, съязвила:
– Небось бабуля внучку своему любимому дорогую тачку купила. «Лицо» популярной марки наверняка отлично зарабатывает, а еще эти ее платные мастер-классы…
Мне тоже было интересно увидеть автомобиль эльфийского внука, но Вова не спешил нам его демонстрировать. Он стоял неподалеку от калитки, подбрасывал в руке ключики и чего-то ждал.
Еще через минуту на парковку вышла деловитая барышня, огляделась и направилась прямо к Вове.
Их голосов мы не слышали, зато прекрасно видели, как девушка вынула из кармана курточки пачку денег и отсчитала в подставленную мужскую ладонь несколько оранжевых купюр.
– Тридцать тысяч? Или сорок? – Натка не смогла подсчитать точно. – Это за что же ему?
– За то, что порадовал бабушку своим вниманием и поскандалил всего-то один раз, – предположила я, не скрыв неодобрения.
– Не дай нам бог в преклонном возрасте вот так же покупать внимание своих внуков! – расстроилась сестрица. – Нет, ты посмотри на этого поганца! Как он держится, как идет – царь зверей, а ведь старался быть зайчиком!
Молодой человек в самом деле разительно переменился и теперь смотрелся совсем другим человеком: плечи расправлены, голова высоко поднята, глаза блестят, в лице ни намека на униженность и подобострастие.
Спрятав в карман купюры, Вова широкой ладонью бесцеремонно шлепнул деловитую барышню по мягкому месту, закинул на плечо сумку и зашагал в глубь парковки. Вскоре мы услышали писк отключенной сигнализации и удаляющийся рокот мотора. Эльфийский внук покинул двор королевы-бабки.
Деловитая барышня ушла, явилась Машка с коробкой, полной шишек и желудей, мы с Наткой приняли лесные дары на борт и тоже уехали из чудесных «Сосенок».
А уже вечером сестра позвонила мне, чтобы пожаловаться:
– Ты представляешь, она так и не сходила на мастер-класс!
– Машка? – я легко догадалась, о ком речь. – А я тебе сразу сказала, что она не станет тратить полторы тысячи рублей и два часа времени на тусовку стареющих теток.
– Мы, между прочим, тоже они! – возмутилась Натка.
И снова я поняла, о чем она, но эмоций сестрицы не разделила:
– Мы не настолько озабочены своим естественным старением.
– Говори за себя, – буркнула она. – Меня старение очень даже заботит! Хотя я теперь сомневаюсь, что оно такое уж естественное. Ты знаешь, что эта Соколова не единственная, кто выглядит не по возрасту молодо? Я посмотрела в интернете – есть и другие. Один китайский дед, ему, кстати, тоже шестьдесят восемь, выглядит на двадцать пять максимум, катается на скейтборде и по полчаса в день висит вниз головой. Говорит, это здорово помогает от морщин.
– Я не смогу вниз головой.
– Никто не сможет. Поэтому он единственный такой красавчик-пенсионер, – вздохнула Натка. – Хотя есть еще один сингапурский фотограф. Ему пятьдесят три, а на вид – лет двадцать. Правда, он честно признается, что ходит в парикмахерскую закрашивать седину, но только она и выдает его настоящий возраст.
– А он что делает, чтобы быть молодым и красивым?
– Спит по десять часов, пьет воду ведрами и ходит в тренажерный зал.
– Тоже не наш вариант, – с сожалением заметила я. – Ладно еще вода и зал, но спать по десять часов – это же абсолютно нереально.
– И я о том же, – Натка снова вздохнула. – Но ведь у Соколовой как-то получилось?
– Генетика, наверное, – предположила я. – Какая-то удивительная аномалия.
– Или все-таки эльфийские средства действуют.
– Ты в это веришь?
– Не знаю… Но многие верят, – Натка оживилась. – Машка сказала, на мастер-класс Соколовой народ ломился колонной, как раньше на первомайскую демонстрацию! Она-то сама не пошла, но наблюдала аншлаг со стороны. Эх, кто мне теперь представит новую линейку уникальных инновационных средств для красоты и здоровья…
– Может, Сашка?
– О! Точно! – сестрица оживилась. – А позови-ка мою племянницу к аппарату!
Я кликнула дочь, она подошла, взяла у меня мобильник и минут пятнадцать взахлеб рассказывала тете о разных чудо-средствах, широко известных в узком кругу бьюти-блогеров.
Я не прислушивалась: мне Сашка такие лекции читает постоянно, без всяких просьб с моей стороны. У меня уже выработалась привычка отключаться на второй минуте ее монолога и машинально кивать, не вникая в ее слова и думая о своем. Не хотелось бы думать, что это классическое начало профессиональной судейской деформации, когда судье становится «по барабану» все, что происходит в руководимом ею процесе. Я сама себя одернула и даже, кажется, ущипнула.