— Видишь, в чем отгадка, — обратился ко мне брат.
Я понимающе закивал головой.
— Так вот, — продолжил дед, — отправляясь умываться к роднику, захватывайте эту канистру. Видите, я приспособил к ней ручки, чтобы удобно было нести ее вдвоем. Будете доставлять воду для нужд пасеки. Посчитаем, это ваша основная обязанность по хозяйству. Да что на пальцах объясняться? Познакомлю вас с родником, пока на дворе светло. Незачем до утра экскурсию откладывать.
Мы с канистрой пошагали за дедом. Собаки поднялись без приглашения и поплелись за нами. За поворотом дед свернул вправо, на тропу. Она убегала вниз по пологому склону, упиравшемуся недалеко, в низине, в заросли тальника. Метров за сорок от зарослей дед неожиданно остановился и велел нам притихнуть. Пыхтевшие позади собаки тоже выполнили команду: улеглись прямо на тропе, притаились.
— Слышите? — после паузы дед указал рукой на кусты тальника.
— Похоже, вода журчит, — первым отозвался Витька.
— Будто ее льют из лейки, — добавил я.
— Верно, напоминает, — согласился дед, — словно из лейки вода шлепается. Это и есть ручей. Особенно вечерами, при луне, он отчетливо разговаривает. Я иногда специально прихожу послушать. Луна словно по заказу ручья подкатывает к макушкам тальника. Протяни руку — и достанешь ее. А он, несказанно радехонький, все журчит и журчит. И так они цельную ночь вместе: она светит, а он, знай себе, журчит, будто ее развлекает.
Дед постоял с минутку молча и размашисто зашагал к тальнику, мы едва поспевали за ним. Остановился он у громадного светло-зеленого куста, опоясанного густой, высоченной травой. Из нее высовывалась белесая труба, толщиной в гусиное яйцо. Из трубы проворно выбивалась упругая струя воды, слабо серебрясь под лучами закатного солнца. Водица с размаху шлепалась в неглубокую скалистую лунку, пенясь, барахталась в ней. Брызги бисером разлетались во все стороны. Присмотревшись, я обнаружил, что бурлящая в лунке вода выталкивалась в арычок. В нем она сразу успокаивалась. И, не спеша, продолжала путь по низине, исчезая с глаз в зарослях в двух–трех шагах от лунки.
Дед молча сложил ладони в пригоршню, подставил ее под струю. Зачерпнув водицы, стал аккуратно пить.
— Всем водам водица! — похвалился дед, напившись досыта. — Испробуйте–ка.
Мы с Витькой принялись копировать деда. Но у нас не выходило зачерпнуть воды так ловко, как получалось у него. Мы больше измочились, чем напились. Вода была ледяной, зубы ломило. Но мы крепились, не подавали ВИДУ, что прошибает дрожь.
Дед понимающе наблюдал за нами. И не упустил случая пошутить, сделать вывод:
— Это вам заместо крещения. Попривыкнете. И поймете, что на свете не сыскать лучшей водицы.
— Кто эту трубу приделал? — спросил Витька, отступив от ручья.
— Да все моя затея. Примостил ее, чтобы удобнее было набирать воду. Раньше она скатывалась по каменистому откосу. Никак, бывало, не подладишься. Приходилось черпать в посудину ковшом. Одна морока. Теперь удобно. Порядок тут наводить приходится частенько. Со скота–то какой спрос? Забредет, напакостит. Однажды собрался огородить родник. Да передумал. Скотину тоже понять надо. Ей тут удобно напиться.
Позднее, когда взошла луна, мы намекнули деду, что интересно бы послушать ручей ночью. Он охотно согласился. Шли, как и прежде, гуськом: за дедом — Витька и я, а следом — Дружок с Джоном.
Когда дед остановился посредине склона, мы замерли без напоминаний. Действительно, родник журчал куда звонче, чем утром. Даже прослушивалась какая–то неизвестная нам мелодия. Долго мы простояли, вслушиваясь в бесконечную мелодию, рассматривая на небе звезды. Здесь, в горах, они были значительно крупнее, чем в селе, и светили намного ярче. А луна, казалось, зацепилась за макушку тальника. Она несла свою вахту. Заодно присматривала за нами, чтобы не снимали с неба звезд. И не замутили бы родничок–говорун.
ВОРИШКА В КАПКАНЕ
В среду с утра дед решил готовиться к сенокосу.
— Надо отладить инвентарь, — засуетился он. — Не то нагрянут помощники и застанут нас врасплох. Моргай тогда, оправдывайся.
— А нам чем заниматься? — спросил Витя.
— Будете мне подсоблять. Где что подадите, где поддержите. Заодно поучитесь налаживать косы. Глядишь, сгодится в жизни. Мужики вы у меня али нет? То–то! Должны уметь все, на что дед способен.
Мы уже заметили: если дед заводил речь о сенокосе, душа у него, как он иногда выражался, петухом пела! Вот и сейчас дед был в приподнятом настроении. Насвистывая мотив песни «По долинам и по взгорьям», он принес к дому длиннющую лестницу. Примерился к ней, будто ждал команды на старт. Мы и глазом не успели моргнуть, как он очутился на чердаке. Вскоре высунулся в дверцы и предупредил: