— Опять Карры? — спросил Даций.
— Что-то похожее, насколько я слышал. У персов прорицатели всегда были мудрее наших. Должно быть, они сказали Нарсеху, что Галерий ударит по центру, а не пойдет отвоевывать Армению. А вас-то чего сюда прислали?
— Император беспокоился насчет арсенала в Дамаске, — объяснил Константин. — И ему нужно было знать, что же в самом деле происходит на персидской границе.
— Пока арсеналу ничего не грозит. Какое-то время у Нарсеха руки будут заняты, ведь отступление римлян началось всего лишь несколько дней назад.
— Отступление! — воскликнул Константин. — Куда?
— К Антиохии, если слухи правдивы, — мрачно отвечал Луций Катулл. — Может даже, к порту Селевкия или в море. Я так слышал, что Галерий уж очень спешил одержать победу в Персии и поэтому сколотил свою армию из неопытных солдат из Киликии и Келесирии, а своих ветеранов оставил позади для защиты дунайских укреплений, а то вдруг готы снова захотят посетить Грецию.
— Ты, как и старый ветеран Даций, — без обиды будет сказано, трибун, — можешь себе представить, что там стало твориться, когда такой сброд пошел отступать от Карр к Евфрату.
— Было бы добрым делом, если бы им сперва перерезали глотки, — согласился Даций. — Эти кривые сабли, что у персидских всадников… Еще не знаешь, что с тобой происходит, а у тебя уже перерезано горло. Уж там небось столько людей порублено…
— Значит, ты не имеешь никакого представления, где конкретно проходят бои? — спросил Константин.
— Или есть ли вообще кому воевать, — добавил Луций Катулл. — Персы разделаются с Галерием и явятся сюда. Мой совет тебе, трибун, — переправляйся-ка ты снова через реку и гони в Антиохию.
— Совсем уклониться от боя?
— Зато остаться в живых, — весело сказал центурион и добавил уже серьезно: — Не рискуй пятью сотнями конных, послав их в сражение, которое уже проиграно, они еще могут пригодиться для спасения Антиохии. — Он повернулся к Дацию: — Разве ты не согласен?
— Решение за трибуном Константином, — сказал Даций, не спуская глаз с лица молодого человека, — Он один отвечает перед Диоклетианом за нашу алу.
— Но благоразумие все еще…
— Разверни-ка карту, Даций, и дай мне взглянуть, что там находится на севере отсюда, — сухо прервал его Константин.
Даций развернул карту, и они втроем молча принялись ее изучать. Наконец Константин проговорил:
— Насколько я помню, на север ведут две дороги, а тут я вижу только одну.
— Через два-три часа пути на север она разветвляется, — пояснил Луций Катулл. — Один путь ведет на восток, другой — на запад, в Антиохию.
— Нельзя ли нам перебраться через Евфрат там, где у персов не слишком много сил? Не хочется быть застигнутым в таком положении, когда между тобой и Антиохией река, переправиться через которую нет никакой возможности.
— Вот здесь, — Луций Катулл ткнул пальцем в карту, — есть разрушенный город Зура, который теперь иногда называют Европос. Там, я уверен, можно переправиться, хотя вам, может, придется немного проплыть.
— Когда уйдем отсюда утром, свернем на северо-запад и постараемся побольше узнать о том, где находятся главные силы Галерия.
— Вам понадобится зерно для лошадей и дополнительные мехи для воды, — заметил Катулл. — На рассвете все вам подготовлю.
— Хорошо, — сказал Константин. — Я позабочусь, чтобы сообщение о твоей помощи было внесено в твой послужной список.
— Тот, кто повезет эту похвалу в мой адрес, скажет тебе спасибо, — невесело улыбнулся Луций Катулл. — Мало ему будет удовольствия ехать по дорогам в такой час.
Через два дня тяжелого верхового пути Константин узнал то, что со страхом ожидал услышать все это время. Римская армия, всего лишь несколько недель назад предпринявшая наступление, задуманное как молниеносный удар в сердце Персидской империи, теперь повсеместно отступала к Евфрату и Антиохии. Еще задолго до того, как конница Константина достигла зоны ее отступления, столбы поднимающегося вверх дыма и хищные птицы, кружащиеся в утренних небесах, наглядно рассказали им о том, что происходит.
2
Две дороги связывали Антиохию с центром Персидской империи. Для вторжения в Персию Галерий выбрал южную, и самую прямую. Константин убедился в этом сразу, как только со своим отрядом пересек ее восточнее Евфрата. Представшее их глазам ужасное зрелище почти неописуемой резни доказывало, вне всякого сомнения, что недавно здесь прошла армия Галерия — и это оказалось повальное отступление.
Бегущие римляне побросали имущество и оружие. В пыли валялись знамена, нередко обагренные кровью тех, кто их нес. Всюду валялись тела, многие под жарким солнцем уже начали разлагаться — животы вздулись, кожа потемнела, плоть была истерзана хищными птицами, тучами взлетавшими вверх с приближением всадников Константина, ехавших поперек того пути, которым отходила римская армия.
Отступающие, очевидно, не оказывали никакого сопротивления и не следовали девизу обученных римских солдат: «Стой до конца». Только изредка тут и там можно было по темной коже и чужому оружию различить мертвое тело лежащего перса. Армия действительно бежала от стремительно наступающего безжалостного врага. И милостью для раненых оказывалось то, что глотки большинства павших рассекли кривые персидские сабли — скимитары.
— Должно быть, снова повторились Карры, — печально заключил Даций. — Надеюсь только, что и Галерия постигла такая же судьба.
С минуту Константин, охваченный ужасом увиденного, боялся молвить и слово. Наконец он все-таки заставил себя посмотреть вдаль, туда, где картина смерти и грабежа тянулась в сторону запада, к Антиохии, по пути отступления римских солдат.
— Знаешь, а ведь мы оказались в тылу у персов, которые гонят Галерия, — сказал он.
— Клянусь богами Рима! — воскликнул центурион. — Мы заехали в ловушку, сами того не зная. Что же нам теперь делать?
Даций спрашивал о его решении, вместо того чтобы самому давать совет. Это говорило о том, насколько Константин созрел уже как предводитель с тех пор, как они отправились из Никомедии на войну против египетских мятежников.
— Если тот, кто поставил ловушку, не знает, что мы в ней, мы сможем выбраться до того, как он захлопнет ее. — Пока Константин выражал свои мысли вслух, голова его быстро работала, проверяя их, так сказать, на солдатской мудрости Дация, приобретенной им за десятилетия воинской службы. — Не знаешь, далеко ли до Европоса, или, по-другому, Зуры, о котором говорил Луций Катулл?
— Насколько я помню карту, это совсем рядом.
— Здесь отступающая колонна оставила не очень широкий след, — заметил Константин, — поэтому нам, возможно, удастся незаметно обойти персов с юга и переправиться через реку, чтобы соединиться с тем, что осталось от наших войск.
— Пожалуй, это наш единственный шанс пройти мимо персов и остаться целыми, — согласился Даций. — И шанс при этом не такой уж великий.
— Передай приказ, — велел ему Константин. — И предупреди всех, чтобы никакого шума. Их арьергард не должен догадаться, что мы у них позади.
До Евфрата оказалось менее двух часов езды. Как Константин и надеялся, по пути они не видели никаких признаков вражеских войск, но когда они с Дацием впереди колонны взобрались на небольшой пригорок и увидели перед собой реку, мирно текущую в лучах заходящего солнца, глазам их предстало зрелище, в понимании которого ошибиться было невозможно.
Отряд приблизительно из двухсот солдат во главе с высоким человеком, доспехи которого так ярко сияли на солнце, что казались отполированными, пытался осуществить организованную переправу через реку. Высоко вздымались их знамена, ряды еще сохраняли сплоченность, несмотря даже на то, что среди них были раненые, оставшиеся в строю, и раненые, которых приходилось нести, прикрыв для защиты квадратным строем. И, удивительно, паники среди них не наблюдалось, хотя вдвое превосходящая их по численности персидская кавалерия подвергала их стремительным наскокам, используя свой излюбленный прием сражения.