— Только христиане осмелились бы построить свою церковь чуть ли не на пороге императорского дворца, — молвил Марий.
— Видно, в Никомедии они — большая сила.
— В Вифинии есть христианские церкви, которые построили спустя несколько лет после смерти их Бога.
— Бога или его сына? Мать говорит, что они поклоняются и тому и другому.
Марий недоуменно пожал плечами.
— Что можно ожидать от людей, которые спорят между собой, в одном ли их Бог лице или в трех? Но вот что я скажу в пользу последователей учения назареянина, которые служат в легионах: они стойки и надежны и не боятся умереть.
2
Когда они проезжали по оживленным улицам Никомедии, восторженные глаза Константина так и разбегались от жадного любопытства. Со всех сторон он видел новые строящиеся здания, величественные храмы любимым римским богам — Юпитеру, Геркулесу и Аполлону; а также пристройки к стадиону и амфитеатру — все признаки процветающего и быстро растущего римского города.
Рабочие в коротких полотняных туниках по колено развозили по улицам товары в свои мастерские. Лукулл, наставник Константина в Наиссе, говорил, что эти люди объединены в хорошо организованные гильдии и корпорации, и некоторые из них настолько влиятельны, что даже император вынужден с ними считаться в делах управления; и почти над каждой мастерской он различал эмблему той гильдии, к которой принадлежал ее хозяин.
У купцов и представителей знати туники, как правило, были длиннее, чем у ремесленников, но только изредка попадалась ему на глаза церемониальная тога, какую, как он слышал, все еще часто носят в Риме. Рабочие обычно ходили босыми или носили сандалии с деревянными подошвами, но те, которым цена была по карману, щеголяли в кожаных сапогах, иногда высотой достигавших икры. Случилось ему увидеть и высокопоставленного правительственного чиновника, облаченного в шелковую тунику и вышитый далматик — полосу роскошной ткани, обернутую вокруг его шеи; он шествовал по улицам за своими ликторами[32]. Они важно несли в руках связки розог и топоры, которые были их официальной эмблемой, меж тем как раб держал над головой хозяина красочный зонт для защиты от слепящего солнца.
Один раз им с дядей пришлось свернуть в сторону, чтобы пропустить большую повозку, запряженную волами. Константин с удивлением увидел людей, выглядывающих из окон, проделанных по бокам, но Марий сказал ему, что есть и такие повозки, где даже хватит места, чтобы спать, когда едешь из города в город по долгим дорогам, где гоняет императорская почта. Вывески на уличных мастерских говорили о ремеслах, которыми занимались внутри: ветеринары, подстригатели овец, парикмахеры, швеи, закройщики, банщики, учителя красноречия, стряпчие, писцы с их свитками и вощеными дощечками и мастера по мрамору и черепице. Продавцы фруктов разложили на своих прилавках такие деликатесы, как печеные яблоки, абрикосы и сладкие дыни, миндаль, грецкие орехи, винные ягоды из Сирии, финики, персики и черешню. А уличные торговцы овощами бойко выкрикивали названия своих товаров: морковь, артишоки, спаржа — и чего там еще только не было.
Массивная громада дворца Диоклетиана на какое-то время стала преградой для глаз Константина, но когда на пути к казармам, где были расквартированы легионы, они обогнули ее, он увидел, что за дворцом, на фоне покрытого лесом холма, возведен ряд новых, блестящих строений, включая амфитеатр для игр, столь важных в жизни императорского Рима. Позади дворца стояли также казармы городского гарнизона, куда входили элитные части имперской гвардии.
Константин знал, что подобного рода части — знаменитые преторианцы — были расквартированы в Риме и не раз вершили судьбы царского двора, убивая неугодных им императоров и вместо них возводя на престол других. Но теперь, с перенесением столицы старшего августа на Восток, влияние преторианцев в Риме заметно поубавилось.
У ворот огороженной территории военного городка Марий осадил свою лошадь.
— Согласно желанию твоего отца, я не должен ехать дальше, — сказал он Константину, — Но я все-таки позабочусь о том, чтобы Диоклетиану стало известно о твоем прибытии. Управляющий его двором Плотин — мой старый друг, — Он слегка улыбнулся, — В конце концов, мы, иллирийцы, должны помогать друг другу. Уж слишком много подхалимов из Рима стараются приобрести влияние здесь, на Востоке.
— Я буду осторожен, дядя Марий, — пообещал Константин, — и за меня вам никому не будет стыдно.
— Я в этом уверен. Как войдешь, спроси центуриона Дация, и пусть тебя не обманут его манеры: он бы жизнь отдал за твоего отца. Подчиняйся ему беспрекословно, как бы ни тяжки были возложенные на тебя задачи, и в один прекрасный день ты заслужишь звание цезаря.
— Августа, — хмуро поправил его Константин.
Марий вгляделся в глубину мальчишеских глаз и улыбнулся, довольный тем, что он там увидел.
— Я очень удивлюсь, если ты когда-нибудь не будешь носить этот титул! Но тебе придется заслужить его как сыну цезаря, тебе будут чинить препятствия на нормальных путях служебного роста и, пока жив Диоклетиан, выше ранга трибуна прыгнуть не дадут. А после его смерти твоя жизнь может даже оказаться в серьезной опасности.
Наблюдая, как по улице, ведущей от дворца, удаляется по-военному прямая фигура его дяди, Константин вдруг почувствовал еще незнакомую ему доселе глубину своего одиночества. Желание вернуться по той же дороге в Дрепанум, где материнская любовь послужит ему, как в детстве, надежным щитом, было столь велико, что он едва справился с побуждением пришпорить лошадь и умчаться прочь от неласковых стен армейских казарм. Но этот импульс длился всего лишь мгновение; и вот, дернув повод, он направил лошадь в ворота.
3
По ту сторону ворот стоял, опершись на копье, часовой и разговаривал с другим солдатом. Он не обращал внимания на Константина до тех пор, пока тот не стал въезжать в ворота. Тогда копье быстро опустилось, да еще в такой близости от лошадиного носа, что животное встало на дыбы и сбросило бы своего седока, если бы тот не натянул поводья и моментально не прижал бы колени к седлу. В первое мгновение Константин в приступе гнева едва не спрыгнул со спины лошади на спину часовому, но вовремя одумался, сообразив, что этот поступок солдата был продиктован желанием показать, что и у малого должностного лица есть какая-то толика власти. Кроме того, за неделю, прошедшую с тех пор, как он проводил глазами уезжавшего из Наисса отца, Константин хорошо уяснил себе одну истину: с сына цезаря спрос велик, и главное, что спросится, — самообладание.
— Куда прешься, деревенщина? — грубо спросил часовой. — Здесь казармы императорской гвардии, и никто без разрешения сюда не допускается.
— Мне нужен центурион Даций.
— По какому делу?
— У меня для него письмо. — Константин достал лежавший на груди под туникой небольшой пергаментный свиток с кратким посланием, написанным Констанцием начальнику императорской охраны, ответственному за подготовку солдат для императорской гвардии.
— Дай-ка взглянуть на него. — Часовой потянулся за свитком, но Константин отвел руку назад, медленно повернул свиток таким образом, чтобы тот мог увидеть массивную восковую печать, закрепившую кончик пергамента на рулоне.
— Печать Констанция-цезаря! — Солдат, который беседовал с часовым, вдруг встал по стойке «смирно» и бросил своему товарищу, шевеля уголком рта: — За твою наглость, Марк, тебе когда-нибудь не сносить головы.
При виде печати часовой со стуком опустил копье на землю и больше не препятствовал въезду Константина на территорию городка.
— Центурион во втором здании справа, — доложил он, стоя прямо и жестко, как древко копья.
Центурион Даций сидел за столом в комнате, расположенной в конце длинного казарменного здания. От солнца и ветра его кожа приобрела дубленый оттенок, волосы были серо-стального цвета, а лицо покрывали шрамы от ран, полученных им в сотне военных кампаний. Стоя перед ним, мальчик чувствовал, как острый, проницательный взгляд серых глаз старшего центуриона проникает ему в самую душу, изучая и оценивая ее. На это пристальное внимание он, однако, не сказал ни слова, и наконец Даций развернул свиток. Читал он медленно, молча шевеля губами. «Да, письма — явно не самая сильная сторона седеющего командира», — решил Константин и тут же почувствовал к нему нечто вроде духовного родства, ибо и у него с письмами было неважно.
32
Ликторы — должностные лица, официально сопровождавшие глав администраций (магистратов). Их отличительным признаком являлись носимые фасции (пучки розог) с вставленными в них топориками.