— А, вот и вы, — проговорила медсестра. — А я уж думаю, куда вы запропастились. Вот иду вам звонить.
— Я… я проспала, — сказала Аманда. — Измоталась вконец и не услышала звонок будильника. Как он себя чувствует?
— В целом мистеру Клейтону чуть-чуть лучше. Вот уже несколько часов, как он не спит, и настроение у него, кажется, немного поднялось. Все это время с ним был доктор Клейнберг. Он и сейчас здесь, вас дожидается. — Подведя Аманду к палате Кена, Эстер открыла дверь. — Входите. Они оба хотят видеть вас.
Аманда несмело вошла внутрь. В белой, стерильной больничной палате пахло дезинфицирующими средствами и спиртом. Но эта палата была не такой, как другие. Здесь был Кен, ее Кен, ее жизнь. Он лежал в постели — исхудалый, но по-прежнему красивый — и безотчетно улыбался. Мужчина более солидного возраста в очках и белой куртке, сидевший рядом с постелью, быстро поднялся на ноги.
— Миссис Клейтон, я Поль Клейнберг. Рад видеть вас.
— Здравствуйте, доктор, — пробормотала Аманда и, почти не обращая на него внимания, подбежала к койке. Она склонилась над Кеном и неловко попыталась обнять его, так чтобы не причинить ему боли, а затем покрыла поцелуями его лицо. — Милый мой, любимый. Я так волновалась за тебя. Но у тебя все будет хорошо. Я знаю, знаю…
Кен делал слабую попытку обнять ее в ответ.
— Я сам надеюсь, что мне будет лучше. Да…
Забыв о присутствии врача, Аманда упала на колени и сжала обе руки Кена.
— Кен, — торопливо произнесла она, — я хочу, чтобы ты знал, что я на твоей стороне. Теперь я с тобой полностью и безраздельно. Больше я ничему не буду противиться и молю простить меня за то, что раньше пыталась воспрепятствовать тебе. Я всецело с тобой и не отойду от тебя ни на шаг. Мы будем бороться и победим. Я… я не знаю, как это объяснить, но попытаюсь, как только ты будешь готов выслушать меня. Только знай: со мной произошло нечто важное. Может, это прозвучит пошло, но, знаешь, я… я прозрела. Да, я увидела свет. Я пойду с тобой к гроту, как только ты наберешься сил. И мы вместе будем молиться за твое выздоровление. Мы будем молиться за твое исцеление, и ты увидишь, оно придет. Теперь у меня есть вера!
— А у меня ее нет, — подал голос Кен.
Аманда, только что произнесшая горячую исповедь, не могла поверить собственным ушам. Ей показалось, что она ослышалась.
— Чего у тебя нет? — переспросила она.
— Я сказал, что у меня больше нет веры, — спокойно повторил Кен. — Я больше не надеюсь на то, что вера спасет меня. Возможно, она и способна помочь, но надеяться только на это слишком рискованно. Мне нужно нечто большее.
Для Аманды это был день непрерывных потрясений. Ошеломленная, она непонимающе уставилась на любимого.
— О чем ты?
Ей захотелось рассказать о Наталии Ринальди, но она вовремя вспомнила о своем обещании и сдержалась. Вместо этого она ухватилась за другой довод:
— Но ты же… ты сам видел. Ты несколько раз беседовал с Эдит Мур, видел ее, слышал. Эдит страдала от той же болезни, что и ты, но чудесным образом исцелилась. Молилась Деве, верила — и ей воздалось за ее веру.
— Эдит Мур, — повторил за ней Кен, не отрывая головы от подушки. — Вот-вот. Она-то и привела меня в чувство. Послушай, Аманда, может быть, вера и хороша. Может быть, она кому-то и помогает. Но мне требуется более верное средство. — Он перевел взгляд с изумленной Аманды на врача. — Расскажите ей, доктор Клейнберг. Расскажите…
Все еще не в силах прийти в себя, Аманда медленно поднялась с пола и нащупала опору, прежде чем заговорить с врачом.
— Что произошло, доктор?
Лицо доктора Клейнберга было серьезным, но вместе с тем каким-то умиротворенным.
— Думаю, что могу вам все разъяснить, миссис Клейтон. Постараюсь сделать это в нескольких словах. Будьте добры, присядьте.
Мир, только что заново приведенный в порядок, вновь летел вверх тормашками. С негнущейся спиной, будто автомат, Аманда опустилась на стул. Доктор Клейнберг пододвинул свой стул ближе и сел рядом.
Он заговорил с ней тоном профессионала, ровным, без каких-либо эмоций:
— Сегодня утром я смог поговорить с Кеном. Учитывая то, насколько серьезным является его состояние, я предложил ему подвергнуться немедленной хирургической операции по поводу саркомы.
— Но я, как н прежде, отказался, — вмешался Кен. — Я сказал доктору, что меня не устраивают слишком малые шансы на успешный исход. А вот шансы на чудесное исцеление меня устраивали. На такое, какое случилось с Эдит Мур. Я сказал доктору то же самое, что всегда твердил тебе: если у Эдит Мур получилось, то и у меня все может получиться. — Он перевел взгляд на врача. — А теперь расскажите ей, доктор.
Доктор Клейнберг коротко пожал плечами чисто галльским жестом.
— Дело в том, миссис Клейтон, что у Эдит Мур ничего не получилось.
Аманда вновь не поверила своим ушам.
— Не получилось? — с сомнением переспросила она. — Вы говорите, не получилось? Никакого чудесного исцеления не было? Но все врачи…
Доктор Клейнберг кивнул:
— Да, все врачи, обследовавшие ее на протяжении трех лет — и, кстати, очень хорошие врачи, — свидетельствовали, что Эдит мгновенно и необъяснимым образом излечилась на последней стадии заболевания саркомой. Меня специально вызвали из Парижа, чтобы подтвердить этот случай чудесного исцеления, и я думал, что после осмотра и рентгеновского обследования выпишу ей свидетельство об излечении. Но я быстро увидел, что что-то здесь не так. Вот что я выяснил. Сначала ее саркома внезапно, без каких-либо причин исчезла, но потом точно так же без всяких видимых причин вернулась обратно. У миссис Мур вновь появилась опухоль. Очевидно, вера сама по себе не принесла постоянного исцеления. Мне было ясно, что ее состояние вскоре вновь станет серьезным, быстро ухудшится и конец неизбежен.
— Но ее случай не вызывал сомнений, — возразила Аманда. — Вокруг только и разговору было, что о ее исцелении. И хотя я сама ученый, мне из собственного опыта известно, что возможны… как бы это сказать… необъяснимые случаи чудес, которые можно приписать только вере.
— Не стану отрицать такой возможности, — согласился доктор Клейнберг. — Как и доктор Алексис Каррель, я просто не знаю точных причин. Возможно, некоторые случаи исцеления объясняются исключительно сильной верой. А может быть, подобное объяснение не годится ни для одного такого случая. Миссис Клейтон, при нынешнем состоянии науки мы не в силах знать наверняка. Но как человек, занимающийся наукой, одну вещь я знаю со всей определенностью. Эдит Мур, вне зависимости от того, что случилось с ней за последние три года, более не чудо-женщина. Она не излечилась. И я сказал ей об этом. До вчерашнего вечера я не мог предать эту информацию огласке, пока сама миссис Мур не решит, как ей дальше быть. Теперь же мне позволено говорить об этом. Вот я и сказал Кену всю правду сегодня утром.
— Но если вера не может излечить опухоль… — сказала Аманда упавшим голосом.
Доктор Клейнберг закончил фразу за нее:
— Тогда ее излечит наука. Благодаря последним достижениям медицины подобные опухоли поддаются лечению.
— Ты ведь сама добивалась проведения хирургической операции, Аманда. Только эта хирургия новее, лучше.
— Лучше? — эхом повторила Аманда.
— Тот метод, который практикуется в Чикаго, дает тридцатипроцентный шанс на успех, — пояснил Кен. — А тот, о котором мы говорим сейчас, поднимает шансы до семидесяти процентов. Не правда ли, доктор Клейнберг?
— Правда. — Клейнберг снова обратился к Аманде: — Это хирургия в сочетании с генной инженерией. Мой коллега доктор Морис Дюваль экспериментирует с этим методом уже несколько лет. Прошлым вечером он прибыл в Лурд из Парижа и будет делать операцию Эдит Мур. А раз уж он здесь, то согласен прооперировать и Кена.
Аманда порывисто повернулась к Кену.
— И ты дал согласие?
Кен кивнул:
— Это наилучшая возможность для нас, милая.
События развивались слишком быстро для Аманды.