— Мистер Толли? Рад вас видеть! Присаживайтесь на диван.
Тот, кто произнес эти слова, оказался энергичным дородным мужчиной, одетым в фиолетовый халат, из-под которого торчали волосатые ноги. Его рыжие волосы были уложены в высокую прическу с франтоватым коком сверху. Маленькие узкие глазки, большой, похожий на плавник акулы нос, розовые, свежевыбритые щеки.
— Я доктор Мотта. Простите меня за фривольный наряд. Я прямиком с пляжа. Чудесное место! Вы здесь раньше бывали?.
— Нет, не приходилось.
— Мне тут нравится. Советую и вам задержаться на несколько лишних дней. Не пожалеете.
Доктор Мотта опустился на диван, который под его тяжестью издал жалобный вздох.
— Я знал, что вы придете в обеденное время, — продолжал Мотта, — и предположил, что вы будете голодны как волк. Поэтому я позволил себе заказать для нас обед. Заниматься делами всегда лучше на полный желудок. Так что сначала перекусим, а заодно и познакомимся.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Тиханов, но тон его был напряженным и жестким.
Ему не хотелось терять время на всякие глупости. Нужно скорее переходить к делу, ради которого он сюда приехал. Однако отказываться от предложения пообедать было бы невежливо, а он не хотел с самого начала портить отношения со своим потенциальным спасителем.
Доктор Мотта набивал табак в прямую вересковую трубку.
— Не будете возражать, если я закурю? — спросил он. — Вообще-то во время сеансов я и сам не курю, и своим пациентам не позволяю, но сейчас мы не в клинике, так что можно расслабиться.
— В таком случае я тоже закурю, — отозвался Тиханов и полез в карман за сигаретами.
Позвонили в дверь, и на пороге появился официант в белой форменной куртке, толкавший перед собой тележку, уставленную блюдами. Пока он расставлял блюда на кофейном столике, Мотта смотрел на них горящими от голода глазами. Попыхивая трубкой, он изучал каждое кушанье.
— Пожалуй, стоит начать с салата а-ль-уазо, затем отдадим должное седлу барашка и запьем все это крепким французским кофе. Сладкое я заказывать не стал, но, если вы пожелаете что-нибудь из десертов, советую шоколадный крем.
— Нет, благодарю вас, тут и так всего хватает.
Опустошив тележку, официант сказал:
— Если вам что-то не понравится, позвоните, пожалуйста, в службу обслуживания номеров. А когда закончите, дайте нам знать, я приду и заберу грязную посуду.
Затем он ушел, а доктор Мотта проговорил, выбивая пепел из трубки:
— Ну что ж, приступим. Поедим, а после и поговорим.
— Хорошо, — согласился Тиханов и принялся накладывать в тарелку салат.
— Мне лишь в общих чертах сообщили о характере вашего заболевания, — проговорил доктор Мотта, не переставая жевать. — Я знаю, что у вас обнаружили мышечную дистрофию, но этот диагноз вовсе не означает смертный приговор. Медицина знает ряд случаев успешного излечения этой болезни. Все зависит от обстоятельств. Посмотрим, посмотрим…
Тиханова захлестнула волна облегчения. Он смотрел на доктора Мотта как на избавителя, который уже спас ему жизнь.
— Вы обследуете меня? — с замирающим сердцем спросил он.
— Если в этом возникнет необходимость, — откликнулся Мотта, энергично работая челюстями.
Тиханов прикоснулся к конверту, лежавшему на диване рядом с ним.
— Доктор Карп прислал результаты исследований и анализов…
— Очень хорошо, я непременно с ними ознакомлюсь. Тогда и выясним, что можно сделать. — Доктор Мотта поднял глаза на своего гостя. — А знаете, у меня ведь были случаи, когда удавалось излечить пациентов от этой болезни.
— Да, — кивнул Тиханов, — поэтому доктор Карп и направил меня к вам. Он рассказал мне о ваших успехах, но упомянул и о двух неудачах.
— Неудачах? Ну да, конечно, куда же без них! Bсe зависит от того, насколько запущена болезнь, как далеко зашла атрофия мышц. — Мотта промокнул губы льняной салфеткой. — Мышечная дистрофия не мой профиль, но она нередко сопровождает другие болезни, которые я лечу. Вы хоть знаете, в какой области я работаю?
— К своему стыду, весьма приблизительно, — извиняющимся тоном проговорил Тиханов. — У меня не было времени выяснить это. Я знаю лишь то, что сказал доктор Карп. А он сообщил мне, что вы занимаетесь омоложением пациентов с помощью регенеративных технологий.
— Выходит, вы все-таки имеете хоть какое-то представление о моей деятельности, — с самодовольной улыбкой сказал доктор Мотта. — Я был одним из немногих любимых учеников прославленного доктора Поля Неана. Он занимался с нами в своем шале в Кларансе, на Женевском озере. Он был пионером клеточной терапии, простой и поэтому гениальной. Доктор Неан готовил растворы из свежеизвлеченных органов эмбрионов ягнят. Пациентам, страдавшим недостаточной функцией щитовидной железы, он впрыскивал вытяжку из щитовидной железы неродившегося ягненка; дамам с климактерическими проблемами делались инъекции вытяжек из яичников, и так далее. Этот метод лечения берет начало в глубокой древности, и причиной его появления стало желание человека противостоять старению и телесному упадку. Само собой разумеется, он применялся по отношению ко многим недугам — от анемии до внешних и внутренних язв. Когда после смерти доктора Неана я принял его практику, мышечная дистрофия оказалась одной из многих болезней, с которыми мне пришлось иметь дело.
— А этот ваш доктор Неан… У него были успехи? — спросил заинтригованный Тиханов.
— Еще бы! Он лечил Папу Пия Двенадцатого. Он лечил короля Ибн Сайда, герцога Виндзорского, канцлера Германии Конрада Аденауэра, знаменитого английского писателя Сомерсета Моэма, актрису Глорию Свенсон и даже вашего бывшего вице-президента Генри Уоллеса. А вот когда к нему обратились с просьбой вылечить Игоря Стравинского, он отказался. У композитора обнаружили полицитемию, повышенное содержание эритроцитов в крови. Доктор Неан сразу понял, что ничем не сумеет помочь этому больному, и потому не стал браться за лечение. У меня тоже было много пациентов, имена которых гремели на весь мир, но и я брался лишь за тех, которым, как я считал, можно было оказать реальную помощь. Другим я отказывал, понимая, что время упущено и им уже не помочь. Таких я заносил в категорию неизлечимых. Но все же в большинстве случаев мне удавалось добиться успеха.
Доктор Мотта закончил трапезничать и снова промокнул губы салфеткой.
— А теперь, мистер Толли, займемся вами. Позвольте мне ознакомиться с результатами вашего обследования. — Он протянул руку, и Тиханов сунул ему конверт с бумагами от доктора Карпа. — Заканчивайте обед, а я пойду в спальню и прочитаю выписки. Там мне будет легче сосредоточиться. Думаю, это не займет много времени.
Мотта встал и направился в соседнюю комнату, на ходу вскрывая конверт.
Тиханов остался один на один с целым подносом еды, однако кусок не лез ему в горло. Он глотнул горького кофе, но тут же отставил чашку, закурил и попытался сосредоточиться на своих мыслях.
Примерно через полчаса в кабинет вернулся доктор Мотта, на ходу запихивая прочитанные им бумаги обратно в конверт. На сей раз он уселся в кресло напротив Тиханова. Лицо его было мрачным.
— Мне очень жаль, мистер Толли, но, боюсь, я не смогу вам помочь, — нараспев проговорил он. — У вас диагностирован смешанный тип мышечной атрофии, поражающий мышцы конечностей, причем болезнь сильно запущена. Диагноз не оставляет сомнений и подтвержден результатами мышечной биопсии. Я могу сделать только одно: подтвердить диагноз, поставленный доктором Карпом, и сроки, которые он вам назвал. Мне очень жаль; поверьте!
— Вы хотите сказать, что… Стоп! — Тиханов, обезумев от ужаса, сам не знал, что хочет сказать. — Подождите! Вы хотите сказать, что мне уже ничто не может помочь?
— Разве что чудо, — ответил доктор Мотта.
Часом позже Сергей Тиханов вышел из своего гостиничного номера. Раздавленный, уверенный в том, что ему вынесен смертный приговор, он пытался сосредоточиться и решить, что делать дальше. Вариантов было только два: объявить о своей болезни и этим пустить под откос всю свою дальнейшую карьеру либо выбрать жалкое подобие жизни — сидеть на печи и наблюдать за тем, как более молодые и ретивые коллеги забирают в руки власть над всем СССР.